— А знаешь, я полагаю, ты просто боишься, что девица поддержит меня, — сказал он, удобно присаживаясь. — Добровольно. По собственной воле. Вот и молчал, и сейчас затыкаешь мне рот.

— Это неправда.

— Так скажи ей сейчас. Ответь девушке, для чего мы два года наблюдали за ней, выжидая тот самый момент… Что, кишка тонка? Это так не похоже на Кайла, который горел нашим делом и мечтал совершить невозможное. Что в тебе изменилось? — говоривший глядел ему прямо в глаза. — Что потушило искру?

— Правда, — хмуро откликнулся Кайл. — Я увидел настоящую суть происходящего. Вашу суть, Роберт.

На этих словах граф перестал улыбаться. Жесткая линия рта, смягченная пусть наигранной, но улыбкой, обозначилась четче. И глаза сделались злыми.

— Ты наивный дурак, — кинул он. — А такие, как ты, живут не реальностью, а мечтами. А на мечтах новый мир не построить! Это утопия. Окстись, парень!

— Да я как бы уже, — хмыкнул Кайл. — Медвежий зверинец заставил меня многое переосмыслить!

Эссекс, услышав простые эти слова, вскочил с перекошенным злобой лицом.

— Ты меня вынудил, сосунок, — закричал, тыча в собеседника пальцем. — И не вздумай сказать, что я поступил чрезмерно жестоко! Я лишь хотел проучить тебя, дать понять, каково быть изгоем… Сам-то ты, по всему, совершенно забыл, кто ты есть: не богатый, избалованный мальчишка, а презираемый перевертыш. Такой же, как и другие… Не столь удачливые, как ты. Что, скажешь, наука не послужила на пользу?

— Лучше, чем вы полагаете.

Эссекс смерил собеседника взглядом, пытаясь, должно быть, понять, что у того в голове.

— И все-таки ты не привел ко мне девушку. Неужели тебе безразлично, что тысячи перевертышей так и продолжат страдать, притесненные королевским браслетом и «законом о компримации»?

Вот на этом моменте Соланж, совершенно запутавшись, вскинула руку.

— Постойте! Я понимаю, у вас особые отношения и огромный багаж взаимных претензий, но… ответьте мне прямо сейчас: зачем вы, сам Роберт Деверё, граф Эссекский, так желали заполучить меня в обход Уильяма Сесила, советника королевы?

Она смело, чуть изогнув брови, глядела на графа, и тот, снова сделавшись добродушным, ответил без экивоков:

— Затем, моя дорогая, что вам предназначена самая важная роль в нашем деле, — он выдержал краткую паузу, — убить королеву Елизавету. — И губы мужчины растянулись в улыбке.

Глава 28

— Убить королеву?! — в ужасе выдохнула Соланж. Кайл видел, как полыхнуло желтое пламя в широко распахнувшихся удивленных глазах. — Надеюсь, вы шутите?

— Я серьезен, как никогда.

Паяц Эссекс умел, если нужно, втираться в доверие, представляться этаким простачком с широкой улыбкой и манерами своего парня, но Кайл, когда-то и сам угодивший к нему на крючок, теперь лучше многих знал цену этому человеку.

Впервые встретились они лет двенадцать назад, как будто случайно. Друг пригласил Эссекса поиграть в теннис на его корте, там же был Кайл. Они сыграли два сета, причем оба раза Кайл выиграл, и потому, ощущая себя виноватым перед приятным новым знакомцем, позвал его запить горечь проигрыша в ближайшей таверне.

Кайлу было семнадцать, он казался себя удивительно взрослым и умудренным годами, и внимание важного аристократа льстило ему, как никакое другое. Увещевания же опекуна лорда Берли, быть осторожней с новым приятелем, результата не дали: Кайл продолжал с ним сближаться, и вскоре буквально заглядывал тому в рот в ожидании каждого слова.

А слова графа выходили замысловатыми и такими приятными слуху, что, когда, пригласив его как-то в «Кабачок Эссекса», он заговорил о страданиях перевертышей, Кайл даже не насторожился. А ведь родители постоянно твердили: «Будь осторожен! Не заговаривай с чужаками о том, что тебя якобы не касается. Ты — человек, и так пусть все и думают». Браслета он не носил, ибо опасно, что кто-то заметит его, и обращался только в собственном парке или лесу, и об оборотнях старался ни думать, ни говорить. Его приучили так с детства!

А тут такой разговор…

Да еще в месте, как выяснилось, наполненном перевертышами.

— И люди, и перевертыши — все созданы одним Богом, мой мальчик, — вещал ему тогда Эссекс проникновенным, наполненным сострадания голосом. — Но, испугавшись их силы, люди начали сторониться собратьев, церковники клеветать на них, называя порождением дьявола и еретиками, а королева… окольцевала браслетом вкупе с «законом о компримации», сделав несчастных узниками в своих же телах. Посмотри, мальчик, посмотри вокруг, — Кайл до сих пор помнил, как собеседник указал на посетителей за столами, — все эти несчастные жаждут свободы и равенства. Права быть тем, кем хотят, понимаешь?

Он кивнул.

— Да, сэр. — И глаза опустил, так как сделалось стыдно. Сам-то он все эти годы жил без браслета и даже думать не думал, каково остальным, закованным в «кандалы» перевертышам.

— Вот поэтому я и создал это место, — продолжал собеседник. — «Кабачок Эссекса» — все равно что пристанище для измученного несправедливостью сердца. Здесь каждый оборотень может высказать все, что захочет, и королевские живодеры не дотянутся до него. Здесь убежище, Кайл… Я создал убежище для перевертышей.

Даже сейчас Кайлу хотелось скривиться от пафоса и приторной лживости этих слов. Ведь Эссекс создал отнюдь не убежище, а рассадник беспрецедентного мятежа. Именно там, в «Кабачке Эссекса» отбирались самые рьяные ненавистники королевы и вербовались в ряды «армии Эссекса». И целью их было только одно: убить королеву, утвердив на престоле лояльного к перевертышам претендента.

По крайней мере, так говорил ему Эссекс.

— Ты ведь знаешь, должно быть, у Генриха был еще сын, — нашептывал ему он с видом коварного искусителя, — сын, которого почитают все мертвым. Но наследник-то жив…

— Сын? — Он тогда искренне удивился. — Но Эдуард мертв и похоронен в Вестминстерском аббатстве. Об этом все знают.

— Но не все знают, что сын Екатерины Говард все еще жив…

— Пятой жены короля Генриха? Н-но… мальчик был мертворожденным, насколько я знаю.

— Ложь. — Эссекс склонился к нему совсем близко. — Просто он был не таким, как другие… Понимаешь, о чем я? — Быстрый взгляд в зал.

И Кайл догадался:

— Хотите сказать… что… сын Генриха оказался…

— Да, перевертышем с золотыми глазами, — не утерпел Эссекс. — И его, сам понимаешь, не могли представить наследником, а умертвить не решились: как-никак в его жилах текла королевская кровь. А потому мальчика спрятали под чужим именем и растили все эти годы… Я же намерен, отыскав его, посадить на престол вместо Елизаветы! И сделать этих бедняг снова свободными.

Лживый ублюдок! Мнимый борец с несправедливостью. Сам Кайл уже никогда на его речи не купится, и Соланж не позволит задурить голову.

— Соланж — не убийца.