Шрифт:
Закладка:
— Вы хотите сказать, что мисс Дюбуа придется… — договорить он не смог. Кайла бросило в жар, потом в холод… Он представил тоненькую фигурку с пышными волосами распростертую на земле с кинжалом в груди. И себя, стоящим над ней… Ведь это его непременно заставят избавиться от нее.
В тот момент эта искра и запалилась: искра сомнения в оборотнелюбивых и бескорыстных устремлениях Эссекса. А со временем и разгорелась в настоящее пламя…
Но тогда Эссекс над ним посмеялся:
— Да на тебе лица нет, мой друг. Что с тобой? Неужели наша черная вдовушка пленила твое прежде бесстрастное сердце?
— Дело не в этом, — солгал он тогда. — Просто я нахожу неблагородным отплатить за помощь ударом кинжала. Мисс Дюбуа не заслуживает такого!
— Не заслуживает — и славно. Можешь сам посадить ее на корабль, когда королева умрет! Я ведь просто рассматриваю все варианты. Такова моя роль, мальчик мой: просчитывать наперед. Может быть, твоя ядовитая леди вообще не захочет покидать Англию и останется в Лондоне помогать нам наладить новый порядок! Порядок, по которому люди и перевертыши смогут жить в мире и полном согласии. Разве сам ты не этого хочешь?
Кайл хотел, но тогда усомнился, что и Эссекс желает того же. Ясно, как никогда, он увидел его истинную натуру: двуличную, властолюбивую и расчетливую. Жизнь человека ли, перевертыша ничего не значила для него… Все они были ступенями к его собственному величию.
— Хочу.
— Вот и работай над этим, береги наш «алмаз» ценой собственной жизни.
— Так я и делаю, сэр.
Год спустя после этого разговора он решил помочь девушке убежать, но оказал, как выяснилось в итоге, себе же… медвежью услугу. Игра слов позабавила Кайла, и он усмехнулся…
А усмехнувшись, вернулся в реальность. Соланж снова мерила комнату из угла в угол, разве что руки уже не заламывала. Сосредоточенно размышляла о чем-то. Точно такой она была перед отъездом из Страдфорда — строила планы — и потому он с удвоенной силой за ней наблюдал. Боялся, что убежит… И радоваться бы такому повороту событий, но он не мог ее отпустить.
Ни тогда, ни в особенности теперь…
— Значит, станешь ЕМУ помогать? — то ли спросил, то ли констатировал он. — Знай, что с Эссексом просто не будет. Он никого не жалеет на пути к своей цели… И тебя тоже не станет жалеть.
— Все равно, — парировала Соланж. — Я не могу бросить семью. И Уилла…
На имени раздражающего Кайла поэта ее голос дрогнул, и это заставило его стиснуть зубы.
И спросить то, о чем лучше было бы и не спрашивать:
— Ты в него влюблена?
— Что? — Девушка даже остановилась.
— Я говорю, ты испытываешь что-то к поэту?
Соланж нахмурила брови и будто стегнула по нему следующими словами:
— Еще как испытываю: Уильям — мой друг. Я, можно сказать, за него отвечаю: ведь не будь меня рядом, с ним не случилось бы всего этого. — Она окинула комнату взглядом, словно стены впитали в себя присутствие Эссекса и теперь сочились удушающими миазмами. Может быть, потому она и носилась по комнате — сохраняла трезвость рассудка, разгоняя дурман. Кайл же будто утратил ее, а все потому, что сидел, погрузившись в воспоминания…
И миазмы безумия не разгонял. Они впитывались в него, побуждая задавать неправильные вопросы…
— Значит, друг?
— И очень хороший. Не в пример некоторым! — Соланж причесала его саркастическим взглядом и продолжила нервный бег из угла в угол.
Кайл с улыбкой заметил, что за ней пушистой метелкой полощется рыжий хвост.
Глава 30
Все в Соланж клокотало, как в жерле вулкана… Сил оставаться на месте не было никаких, хотя от усталости то и дело темнело в глазах. И рана в боку горела огнем… Но об этом ли ей было думать, когда случилось такое… такое безумие…
Убить королеву.
И не как-нибудь, а своими руками.
И ради чего?
Ради мнимой идеи о равенстве перевертышей и людей. В такое Соланж и во сне не могла бы поверить, а в реальности и подавно. Особенно в свете рассказанного ей Гриммом…
И все-таки ей придется на это безумие согласиться.
Ради Джеймса и папы. И ради Уилла. Особенно ради него, совершенно к этой истории непричастного! Ведь у него семья, дети. И сбежать, обрекая стольких людей на страдания, она не сумеет…
Проклятая натура.
Еще Кайл со своими подстегивающими нервозность вопросами: влюблена ли она в Уилла Шекспира? Так и спросил — «влюблена»? Что ему вообще взбрело в голову думать о чем-то подобном сейчас? Сейчас, когда стоило бы подумать о чем-нибудь поважнее, например, о предательстве, наказании за мятеж и плахе в Тайберне.
А он настаивал:
— Значит, друг?
— И очень хороший, — огрызнулась она. — Не в пример некоторым!
Знала, конечно, что неправа: Гримм столько сделал для нее в последнее время, что ей в целую жизнь не расплатиться. Но с ним неизменно выходило вот так: дерзко, противоречиво. Словно она заточила себя под постоянное противостояние с ним… И уже не понимала, в чем именно, но привычка осталась.
И это тоже нервировало… и будоражило кровь…
— Тебе идет, — услышала она вдруг. — Очень красиво. Хотя по улицам так ходить не советую!
Она стремительно обернулась, уже готовая кинуть в сердцах, что за глупости он несет, но вдруг ощутила, как что-то мягко хлестнуло ее по ноге. Она замерла — и осознание будто прошибло ее!
Лисий хвост.
У нее лисий хвост и…
Так и есть, лисьи ушки на голове. Все точно так, как у девицы в том кабаке… Некстати припомнилось неприличное действо между Тарой и Ричардом в темном углу. Соланж покраснела. Показалась сама себе неприличной, распущенной девкой, будто этими атрибутами своей лисьей натуры она напрашивалась на что-то… Мужчины, как она теперь знала, обожали частичное обращение.
— Святая Аркадия! — воскликнула она в ужасе и метнулась к окну.
Куда-нибудь, лишь бы подальше от Гримма, наблюдающего за ней…
Но, вцепившись в подоконник когтями, тут же отпрянула прочь: вдруг ее кто-то увидит снаружи.
— Соланж, успокойся! — попытался ее образумить мужчина. — Это всего лишь уши и хвост. Не рога, в самом деле! С чего ты так разволновалась?
Она кинула зло:
— С того, может быть, что это все для меня непривычно и ново?! И вообще… ненормально…
— Очень
