– Строиться, что ли? – пошутил какой-то юморист.

– Слушай сюда, пацаны, – сказал я. – Теперь все будет по-взрослому. Не нравится – отшивайтесь. В конторе – строгая дисциплина. Дважды не повторяю. Приказы выполняются на счет раз. Общий сбор – без задержек. Назначается старший по подъезду, у кого в доме телефон. По сигналу оповещаются живущие в подъезде. Есть телефон – хорошо, нет – бегать ножками. Завтра проведем учения. Спортивные занятия – обязательны. Курение – ограничено. Алкоголь тем более, наркотики – под полным запретом. Вводится коллективная ответственность. Все знают, что это такое? Провинился один – отвечают все. Строгая иерархия… в общем, слушаться старших. Сбежал с махача – наказание. Откосил от обязательного сбора – наказание. Не выполнил приказ, не то выпил, не с тем общался… ну, вы поняли. Ментам на профилактических беседах информацию о конторе не выдавать. Вообще с ними не беседовать… если такое возможно. С представителями недружественных контор – никаких контактов. По крайней мере, без моего ведома. О любых попытках посягательств извне – немедленный доклад. Своих в беде не бросаем. Дружба, взаимовыручка – знакомые понятия? Солнце, воздух и вода… Один за всех и все за одного – ну и так далее. Девчонок на районе не трогать… джентльмены хреновы. Взрослых – тоже. Сливаете бензин, трясете марёх[3], щиплете пассажиров в автобусе – будьте готовы отвечать, если попадетесь…

– Че, и чушпанов не трогать? – надулся Штирлиц.

– Трогай, Штирлиц, трогай, кто же тебе запретит? – Я поморщился под дружный гогот. – Но поменьше насилия. Не забываем, что каждый чушпан – потенциальный член конторы. Ну хорошо, не каждый… Называйте меня просто – Шериф. Вопросы?

– Ага, назрел один, – подал голос Фитиль. – Не, насчет сказанного – без вопросов, поддерживаю. Ты вроде на ментов бочку катишь, Шериф, а погоняло твое… Шериф – он кто? Тот же мент. Ну, не наш, не совсем мент, но все же. Не смущает погоняло?

– Отвечаю, Фитиль. Шериф – это тот, кто поддерживает порядок в своем округе. Наш район – наш округ. Мы все за порядок. Или ты, Фитиль, за анархию?.. Вот то-то же. В чем смысл вопроса? Мы не урки, ментов не любим не за то, что они менты, а за то, что они ТАКИЕ менты. Не способны навести порядок, покрывают своих оборотней, работают ради собственной выгоды. И мне плевать, что шериф – это тот же мент, или, говоря по их, коп. Я ответил, Фитиль?

– Устроило, Шериф. – Пацан оскалился.

– Тогда разойдись. И обдумываем мои слова. А также транслируем тем, кого здесь нет. Занимаемся, пацаны, не лупаем глазами…

Куда подевался всем знакомый Андрей Шефер – веселый, общительный, добродушный, любитель пошутить? Остался сгусток запертых под замок эмоций, циничный, ожесточенный. Мама смотрела грустными глазами, не могла понять, что со мной происходит. Пропадает всеми днями, не работает, но какую-то денежку в семью приносит. Светка смотрела с ужасом, но не решалась поговорить. Тоже где-то пропадала, очевидно – была в курсе. И с другой стороны, сама становилась неприкасаемой и уважаемой фигурой на районе. Нужно ли ей это, у меня даже не было времени выяснять. Чаще стал бродить возле дома участковый Карамышев, однажды в мое отсутствие заглянул к маме, задавал наводящие вопросы. Мама испугалась, не влип ли я куда. Еще как влип, мама… Но я уже не мог остановиться, заняться чем-нибудь другим. Это трудно объяснить, но районная жизнь засасывала. Она вела в пропасть, но я уже не видел краев. Контора росла, пришивались новые пацаны. Маленький район на краю города превращался в серьезную силу, с которой соседям приходилось считаться. Но мы не делали ничего противозаконного – в этом я мог поклясться. Пока, во всяком случае, не делали.

Мамай лежал в больнице, к нему периодически направлялись делегации, пацаны советовались. Я тоже приезжал несколько раз. Узурпировать власть не хотелось, к чужому мнению я прислушивался, хотя и повесил у себя в каморке шутливый плакат: «Существует два мнения – мое и неправильное». Эту каморку, где я худо-бедно навел порядок, теперь в шутку назвали «офис шерифа». С бухгалтерией, правда, ничего не выходило. Умножать столбиком и делить уголком уже не позволяла эпоха, а вид калькулятора наводил смертную тоску. Считать же приходилось много, в графах «Доходы» и «Расходы» постоянно менялись цифры. Слово «общак» мне не нравилось, веяло от него чем-то уголовным. «Общественные деньги», «касса взаимопомощи» – если уж переходить на советский сленг. В общаке крутились немалые суммы, и не хотелось бы, чтобы в один момент все превратилось в «исчезающий» бюджет Советского Союза. Однажды Уйгур, втихомолку ухмыляясь, ввел в «офис» робкого паренька в очках.

– Прикинь, Шериф, этот фуфел, оказывается, учится на бухгалтера, а мы узнаем об этом чисто случайно. Причем отличник, да еще и к конторе пришит.

– А че сразу фуфел-то? – обиделся очкарик. – Я, между прочим, боксом занимаюсь, могу за себя постоять…

– И за других полежать, – кивнул я. – Честный?

– Чего? – не понял «боец». – Ну, так… Мамку иногда накалываю.

– Это не считается. Звать как?

– Дениска…

– В общем, так, Дэн. С сегодняшнего дня забываешь, чему тебя учили на ринге, будешь заниматься нашей бухгалтерией. Дело ответственное и серьезное. Чтобы ни копейки не пропало. Теперь ты важная персона, тебе почет и уважуха… ну, если справишься. Свалишь с деньгами куда-нибудь на Канары – найдем и колесуем. Ладно, не сопи так обиженно, это шутка. Будем разрешать иногда участвовать в махаче – если уж душа просит.

Дениска справлялся, навел в делах сравнительный порядок. Контора копила силы. Как-то незаметно наступил июнь. Первого числа, в Международный день защиты детей, войско вышло в поле. Пару раз звонил Меликов, уверял, что восстановил ниточку, тянущуюся к Турку. Я был не в восторге от этого мента, но он иногда приносил пользу. По имеющимся сведениям, дела у Шамиля шли неровно. В райкоме комсомола кого-то уволили, он остался без негласной поддержки. При этом зарвался до того, что скатился в беспредел, и на пару пацанов из его окружения завели уголовные дела. Титаном ума Шамиль Туркаев, очевидно, не был. А еще прошел слушок, что многие пацаны отшиваются от его конторы – то есть порядки в банде их явно не устраивают. Не все там до упора отмороженные. А к каждому несогласному применять репрессии – так и к тебе однажды применят.

Пробный шар в ворота противника мы закатили именно в первый день июня. Враждебные действия турок требовали ответа. Кучка пацанов с нашей стороны вошла на перешеек. Шли себе, никого не