Она кивнула, не поднимая головы. Из-под темных локонов проглядывала светлая и нежная шея.

– А если он за нами погонится? – она спросила это таким тоненьким голоском, будто вместе с болью сестра передала ей и свой страх.

– Ты должна выписать мне чек.

– Сейчас?

– Да.

– Почему сейчас?

– Я собираюсь с ним побеседовать. Если что-то пойдет не так, я хочу, чтобы чек лежал в банке.

– Ты мне не веришь?

– Это не вопрос веры, это профессиональный принцип.

– Что за принцип?

Мне не понадобилось раздумывать над ответом. В своей жизни я повторял это много раз. Почти всегда имея в виду вполне конкретные вещи.

– Клиенты уходят.

– Куда?

– Когда у них проблемы, ты для них – весь мир. Но когда все налаживается, они хотят одного: поскорее забыть о том, что это вообще с ними было. И уходят.

– Ты хочешь, чтобы я исчезла?

– Я хочу получить чек.

Я достал с заднего сиденья сумку. Она заглянула в счет и, не споря, выписала чек.

– Я сделал тебе десятипроцентную скидку, – сказал я.

Она вопросительно подняла бровь.

– Клиенты, которых я оскорбил больше одного раза, имеют право на скидку, – объяснил я.

Ей не удалось выдавить из себя улыбку, но, по крайней мере, она больше не напоминала телохранителя премьер-министра во время визита в арабскую деревню. Я забрал у нее фотографии, вылез из машины и открыл ей дверцу. Она вышла и встала напротив меня. На моем месте кто угодно тотчас поддался бы ее чарам, но я, подобно папе римскому или Махатме Ганди, достиг слишком высокой степени духовности, чтобы меня посетило желание стиснуть ее в объятиях и пообещать, что все будет в порядке.

Это был очень долгий путь. Сначала двадцать метров до подъезда, потом лифт, который, останавливаясь на каждом этаже, подвергал ее пытке. Наконец мы оказались перед дверью с табличкой «Рики и Йоэль Меир». Не позволяя ей сбежать, я протянул руку и нажал на кнопку звонка. За дверью раздался голос Элы:

– Минуточку.

Голос Элы перед дверью произнес:

– Я сейчас задохнусь.

Дверь распахнулась. Как в замедленной съемке, я наблюдал за последовательной сменой стадий: вежливая улыбка, удивление, шок и безуспешная попытка понять, что происходит. Рики дважды беззвучно открыла рот, но только на третий раз ей удалось выговорить:

– Вы кто?

27

Мы сидели в гостиной, похожей на любую другую гостиную. Честно говоря, у меня возникло впечатление, что хозяева приложили немало усилий, чтобы их гостиная выглядела именно так. Мебель из «Икеи». Обеденный стол из светлого дерева. На стене – фотография Картье-Брессона в рамке и под стеклом. Белый диван и два кресла, в одном из которых устроился я. На широком подоконнике выстроились в ряд декоративные свечи. Телевизор на белой тумбе. Несколько книг, прикрывающих провода. Единственный предмет обстановки, способный вызвать интерес, – бронзовая статуэтка, изображающая обнимающуюся парочку, – выглядел немного помятым.

Я раздумывал, не встать ли мне и не развести ли их по разным углам, но Эла не потрудилась представить меня сестре.

Они сидели на диване лицом к лицу. У них были совершенно одинаковые профили. Глядя на них, я невольно вспомнил трафареты, которые художники на Монмартре вырезают для туристов из черной бумаги. Коленками они касались друг друга и говорили вполголоса, полностью исключив меня из своего диалога. Вначале все было совсем не так. Вначале были слезы, особенно после того, как Эла сказала: «Я твоя сестра». Потом они пошли в спальню – я поплелся за ними, – встали перед большим зеркалом и принялись себя разглядывать. Вдруг Рики сказала:

– Ты ведь была здесь? Правда же, была? Два дня назад. Я шла по улице, и вдруг меня как будто что-то кольнуло. Это была ты?

Эла призналась, что сидела в машине в пяти метрах от нее. Меня так и подмывало спросить Рики: «Что значит – кольнуло?» Но я принял мудрое решение не вмешиваться.

Примерно через полчаса Эла осторожно взяла Рики за руку и задрала ей рукав. Открылись те самые черно-синие отметины, которые я видел два дня назад. Рики от нее отшатнулась.

– Я упала, – повторила она вечную мантру всех женщин, которых бьют мужья.

Я достал фотографии и веером разложил их на столе:

– Давай поговорим об этом, Рики.

Она наклонила голову и долго их рассматривала. Потом повернулась ко мне. Я никак не мог понять, что за слезы стоят у нее в глазах: те же, что раньше, или это новый комплект.

– Мы разговаривали со следователем Авиви, – добавил я. – Она уверена, что в конце концов он тебя убьет.

– Он меня не убьет.

– Просто будет лупить тебя еще тридцать лет.

– Ты тот парень из супермаркета, – вдруг вспомнила она.

– Да.

– На самом деле ты не из супермаркета.

– Откуда столько пренебрежения? Однажды люди поймут, сколь многим они обязаны скромным труженикам супермаркетов.

– Я должна засмеяться?

– Эла наняла меня, чтобы я нашел тебя.

– Как это связано с Йоэлем?

– Почему ты не ушла от него?

– Это тебя не касается.

Ну вот, свершилось. Я умудрился разозлить всех членов этой семьи.

– Сколько лет это продолжается? – спросила Эла.

– Он не специально. Он просто не владеет собой.

– Так не бывает, – заявила Эла.

– Ты его не знаешь. Он рыдал, когда увидел, что со мной сделал. Стоял на коленях посреди гостиной и плакал.

Еще одна подобная глупость, и я сам ей врежу, подумал я.

– Они всегда плачут, – сказал я. – Я знаю кучу таких историй. Они плачут, дарят цветы, ведут тебя в ресторан, они влюблены и очаровательны, как в первый день вашего романа. А через неделю что-то случается, и он опять делает из тебя отбивную.

– Есть люди, которые смогли исправиться, – тихо проговорила она.

– Почему ты ему не позвонила? – спросил я.

– Когда?

Я понимал, что у меня есть всего одна попытка, и поэтому взвешивал каждое слово:

– Девяносто девять женщин из ста, только что узнавших, что у них есть сестра-близнец, первым делом воскликнули бы: «Я должна позвонить мужу!» Они бросились бы к телефону и заверещали: «Йоэль, ты не поверишь, у меня есть сестра! Приходи скорей, сам увидишь! Мы с ней похожи, как две капли воды!» Ты этого не сделала, потому что понятия не имеешь, как он отреагирует. Может, будет мил и любезен, а может, схватит швабру и так тебя отделает, что мало не покажется. И ты даже не поймешь, за что.

Она снова заплакала, но совсем другим плачем:

– Он меня убьет! – Похоже, она уже забыла, что три минуты назад утверждала обратное.