Оптимальная техника боя с такими противниками, как он, заключается в том, чтобы виться вокруг него, находить бреши, снова и снова жалить его, не давать передохнуть и ждать, когда он утомится. В теории это работает отлично. Проблема была в том, что мне уже стукнуло сорок восемь и у меня имелись два сломанных и плохо сросшихся ребра и целый набор вредных привычек.

Он достаточно приблизился ко мне, и я ударил. Этот удар называется мае-гери. Ты подтягиваешь колено к груди и, помогая себе всем весом, выбрасываешь ногу вперед. Я попал ему в солнечное сплетение, и он на мгновение замер. Воспользовавшись этим, я сменил ногу и носком заехал ему прямо под коленку. Это нехороший удар. На соревнованиях по карате меня дисквалифицировали бы. Он издал хриплый звук и выбросил вперед кулак, который просвистел в воздухе, зато другой рукой ударил меня в низ живота. Я пошатнулся и начал падать, а он еще добавил ногой. Единственное, что мне удалось, это повернуться так, чтобы упасть не на ребра. Я лежал на земле, отлично понимая, что мы не на соревнованиях. Снизу я видел, как на меня, полностью перекрывая обзор, надвигается его туша. Я не стал уворачиваться, а вместо этого подкатился к нему, схватил за ноги и изо всех сил дернул. Он упал. Теперь мы оба валялись на земле. Он предпринял попытку подмять меня под себя, но я успел откатиться в сторону. В партере у меня ноль шансов. Мы оба очень медленно встали. Я засчитал себе несколько очков на воображаемом табло. Не думаю, что с тех пор как ему исполнилось восемь лет, кому-нибудь удавалось его повалить.

– Я тебя убью, – прохрипел он.

– Ты это уже говорил, а я пока жив.

Для человека, у которого все тело горит, как костер на празднике Лаг ба-Омер, это была довольно длинная фраза. У тебя в распоряжении одна минута, сказал я себе. Если не уложишь его за минуту, тебе конец. Он сделал еще шаг в мою сторону, и я снова ударил его под коленку. Он издал низкое рычание и приемом из карате попытался добраться до моей шеи, но, не имея прочной опоры на ногу, промахнулся. В такие минуты мозг работает очень странно. Вот и я вдруг вспомнил Софи. Я должен был ее охранять и не уберег. Йоэль отступил на шаг назад и, уверенный, что я не двинусь с места, уставился на свое поврежденное колено. Я обманул его ожидания и быстро к нему подскочил. Первый удар пришелся ему в челюсть, и он дернул головой. Второй рукой я вмазал ему в кадык. Ты можешь всю жизнь ходить в качалку, но кадык – это один из тех органов, которые нельзя натренировать. Если в него прилетает, тут же возникает ощущение, что из тебя насосом откачали весь воздух. Теперь мы стояли почти вплотную друг к другу, и я слышал его запах – дурманящий запах пота, боли и бешенства, знакомый мне по долгим часам на ринге, когда я еще верил, что однажды стану чемпионом мира в полутяжелом весе.

Он осел, задыхаясь, но я не собирался оставлять его в покое. Мне было мало одержать над ним победу, я хотел причинить ему максимальный ущерб. Он согнулся, и я еще раз зарядил ему по ноге, сзади, вложив в удар всю мощь массы своего тела – девяносто три с половиной килограмма при последнем взвешивании – и обрушив его на мягкие ткани с тыльной стороны колена. Раздался отвратительный хруст, который сказал мне, что Меир будет хромать до конца своих дней. Голос разума твердил мне, что этого достаточно. Но я не прислушался к голосу разума. Йоэль откатился в сторону, скрюченный, посиневший от недостатка кислорода, двумя руками обхватив поврежденное колено. А мне все было мало. Наверняка у чувства, владевшего мной, в психологии есть сложное название, но для меня это была чистая пьянящая ярость. Я подождал, пока он согнется под нужным углом, и двумя ногами прыгнул ему на другое колено. Я попал именно туда, куда рассчитывал, но, по-видимому, перестарался, потому что к треску, сопровождающему перелом, добавилась картинка: белая кость, проткнувшая черную ткань брюк и колом торчащая посреди кровавого пятна. Он заорал. Долгим и полным муки воплем. Воплем человека, который точно знает, что отныне перейти через дорогу он сможет только с помощью ходунков.

Лишь после этого я от него отошел. Он еще целую бесконечную минуту кричал, прежде чем крик сумел сложиться в слова.

– Хватайте его! – крикнул он своим приятелям, стоявшим у меня за спиной. – Чего ждете?

Я повернулся к ним. Сумку с «глоком» я отбросил в сторону в первую же минуту схватки, и теперь она валялась у дверей забегаловки. Рядом замер перепуганный официант, судя по всему забывший, что сжимает в руках огромную деревянную вилку для шакшуки.

Самый высокий из приятелей Йоэля все еще держал в руках подобранные с земли фотографии.

– Я знаю ее с семи лет, – сказал он. – С тех пор, как приехал в Израиль. Она чудная девочка.

Возразить мне было нечего, и я промолчал. Он подошел к Йоэлю, посмотрел на него сверху вниз и плюнул. Плевок попал на землю, но так близко к голове Йоэля, что я не поручился бы, что он промазал намеренно.

Подняв глаза, он уставился на что-то у меня за спиной. Я обернулся и увидел Сергея Первого и Сергея Второго. Они вели себя как посторонние наблюдатели, правда, у одного из наблюдателей, а именно Сергея Первого, с плеча свисал автомат фирмы «Хеклер и Кох». Сергей Второй дружески мне кивнул:

– Есть проблемы?

Я взял свою сумку, достал «глок», вернулся к Йоэлю, стал рядом с ним на колени и ткнул стволом пистолета ему между глаз.

– Твоя «крыша» не просто исчезла, – сказал я громко, чтобы все слышали. – Она перешла к ней. Если попробуешь ее искать, я вернусь, и дракой ты не отделаешься. Ты меня понял?

Он меня понял.

28

– Как вы меня нашли?

Вокруг стояла непроглядная темень. С неба лили потоки черного дождя, стекая к обочинам шоссе и щедро орошая кучи щебня, лежащие по краям. Ожесточение во мне понемногу утихало, превращаясь в легкую дрожь: так обычный звук переходит в инфразвук, который, как говорят, могут слышать только некоторые животные. Я посмотрел на маленькие часы под радиоприемником. «11:35», сообщили мне светящиеся цифры. Мы с Сергеем Первым ехали в моей машине, он за рулем. За нами