– О’кей.

– Он добавил, что Йоэль этого пока не знает, поэтому тебе стоит поторопиться.

– Что-нибудь еще?

– Он просил напомнить, что в сделке участвуют две стороны.

– Как полагаешь, что он имел в виду?

– Я не знаю.

– Возможно, речь идет о его юридическом представительстве?

– Нет.

Когда мы прощались, она напоминала двенадцатилетнюю девочку, которая хочет к маме. Я не испытывал особой гордости за себя, но она сама напросилась. Я взглянул на серый экран своего телефона: без четверти два. Чтобы запугать человека, много времени не требуется, был бы талант. Я спустился на 32 этажа, миновал вестибюль, отделанный фальшивым мрамором, и поехал в спортзал. Полчаса бил по груше, издали косясь на весы, но не решаясь на них встать. Бывают такие ситуации, когда ты уверен, что весы тебя подведут.

В 15:00 я подъехал к дому в Тель-Барухе. Я не был здесь с того дня, когда Софи пытались убить в первый раз. Вот тротуар, на котором мы вместе стояли. Что там за пять стадий горя по модели Кюблер-Росс? Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие? Наверное, мы не были достаточно близки, чтобы я мог пройти все пять, поэтому застрял на гневе. Я постучал в дверь. Мне открыл Сергей Второй. Вид у него был мрачный, и, зайдя в гостиную, я понял почему. В воздухе вырвавшимся из бутылки джинном висел сладковато-острый запах марихуаны. Оба братца развалились на белом диване. На стеклянном столике стоял бонг из красноватого стекла и вовсю дымил. Братья смеялись – даже не смеялись, а давились хриплым рваным хохотом.

У старшего, Рама, левая рука была по локоть в гипсе. Не переставая смеяться, он поднял на меня глаза. Младший был совсем на него не похож. Худой, длинный, с костлявыми плечами. Кажется, Сергей говорил мне, что он где-то учится, но я не помнил, где именно. Я сделал четыре быстрых шага, подошел к ним, схватил младшего за волосы и влепил ему три сильные пощечины, одну внутренней, а две – внешней стороной ладони. Он завалился на бок, из глаз у него брызнули слезы. Оба Сергея дернулись было ко мне, но, увидев у меня в руке пистолет, замерли на месте.

Я сам не заметил, как выхватил его, но холод рифленой рукоятки доставил мне удовольствие. Я потрогал пальцем курок. «Глок-19» – небольшой пистолет, наверное поэтому я и забыл, что уже полдня таскаю его с собой.

– Больше не стоит меня бить, – сказал я Сергею Первому.

Мой голос звучал хрипловато, как будто я только что проснулся, но в смысле моих слов сомневаться не приходилось. Сергей послушно кивнул.

– Ты чего? – проблеял старший брат, но я навел на него ствол, и он с испуганным лицом зарылся в диванные подушки.

– Она умерла, – сказал я ему, – в двадцати метрах отсюда. Только из-за того, что была замужем за твоим отцом.

Он ничего не ответил, из чего я вывел, что он не такой идиот, каким кажется. И не такой уж обдолбанный.

Я сел на второй диван, все еще сжимая в руке пистолет, но уже ни в кого не целясь.

– Откуда он узнал? – спросил я Сергея Первого.

Он уставился на меня непонимающим взглядом.

– Убийца не мог полдня прождать на улице, – объяснил я, с трудом подавляя жалобные интонации в голосе. – Он должен был точно знать, когда она выйдет.

Сергей подумал и что-то быстро сказал по-русски Сергею Второму. Тот развернулся и вышел из комнаты.

– Куда это он? – спросил младший. К моему удивлению, у него оказался бархатный баритон, как у диктора на радио.

– Проверит телефоны, – ответил я. – Когда я проводил тут первый осмотр, вся распределительная будка была в жучках. Я их не тронул, потому что думал, что их поставила полиция. Но вчера вечером я узнал от офицера, ведущего следствие, что после ареста вашего отца они убрали прослушку.

– Убийца прослушивал наши телефоны?

– Да.

– Так надо срочно убрать все жучки!

– Нет. Пусть думает, что мы ни о чем не догадались.

– Но почему?

Я не ответил. Несколько минут я просто сидел и молчал. Братья занервничали, но я не обратил на них внимания. Младший опасливо потянулся к бонгу, но я обжег его взглядом, и он быстро отдернул руку. Вернулся Сергей Второй. Он встал в проходе и кивнул мне.

– Они останутся здесь на ночь, – сказал я, вставая. – Если один из них попытается уйти, врежь ему хорошенько. Кляйнман разрешил.

Кляйнман ничего такого не разрешал, но откуда им знать?

– Завтра вечером, – сообщил я братьям, – вы пойдете на вечеринку.

– На какую вечеринку? – спросил младший.

– Понятия не имею. Сами сообразите. В любой большой ночной клуб в Тель-Авиве. Лучше всего где-нибудь на набережной Яркона.

– Вдвоем?

– Можете взять с собой кого хотите.

Уже на пороге меня осенила еще одна мысль:

– Продолжайте разговаривать по телефону. Иначе он может что-то заподозрить. Позвоните своим подружкам. Пригласите их на вечеринку. Позвоните матери, скажите, что собираетесь к ней заглянуть. Потом еще раз позвоните и извинитесь, что не сможете прийти. Пусть ему будет чем заняться.

Они одновременно кивнули, напомнив игрушечных собачек, каких таксисты ставят перед лобовым стеклом. Я вышел на улицу. Пожилая соседка испуганно шарахнулась от меня, и только тут я сообразил, что по-прежнему держу в руке пистолет.

26

Садясь в машину, я чувствовал себя таким крутым, что даже умудрился не обделаться. Позвонил Эле. Пока шли гудки, я пытался вспомнить, когда ее номер оказался у меня на кнопке быстрого набора.

– Ты где?

– Дома. Работаю.

– Над чем именно?

– В данный момент трахаюсь со всем кварталом.

– Я ничего такого не имел в виду.

– А что ты имел в виду?

– У меня нет сил с тобой ссориться. Можешь поехать со мной?

– Куда?

– В Кфар-Саву.

На какой-то миг она потеряла дар речи, а когда заговорила, ее голос звучал глухо, словно доносился со дна глубокой заброшенной шахты:

– Я не уверена, что готова.

– Буду ждать тебя у подъезда через двадцать минут.

– Ты знаешь, где я живу?

– Да.

– Откуда?

– Я все знаю.

На самом деле я понятия не имел, где она живет. К несчастью, ее имя не значилось в телефонном справочнике. Пришлось обратиться за помощью к Кейдару, который заодно взломал офисную сеть компании спутниковой навигации и объяснил мне, как удобнее всего добраться до квартала Маоз-Авив.

Она жила на улице Кадеш-Барнеа, в двухэтажном доме под красной черепичной крышей, какие возводили в 1950-х для новых репатриантов из Болгарии и Греции. В 1990-х их дети, разбогатевшие на торговле недвижимостью и рекламном бизнесе, сделали в