– Он мертв, – хрипло подтвердила я.

– Надеюсь, это твоих рук дело, и надеюсь, что ему было больно.

Внутри все перевернулось. Глаза Макса снова метнулись ко мне с каким-то особым понимающим выражением, которое заставило меня задуматься: что еще он видел и знал ли он, что я совершила?

– И еще я надеюсь, – добавил он тихо, – что ты ни секунды не сожалела об этом.

Он знал. Он точно знал.

– Он собирался убить меня, – прошептала я.

– И он бы точно это сделал.

Щелк. Вспышка.

– Он чудовище.

– Он не всегда был таким…

Я затихла на полуслове. Как описать, чем был для меня Эсмарис? Все неудобное переплетение наших отношений?

– Иногда он относился ко мне по-доброму. Я считала, что он по-своему заботится обо мне.

И тем не менее тот человек, который порой смотрел на меня лучащимся от нежности взглядом, также сдирал с меня кнутом кожу, удар за ударом, с полным намерением продолжать, пока я не превращусь в безжизненную сломанную куклу.

– Но только в конце я поняла, – продолжала я. – Он любил меня как вещь, принадлежащую ему. Не как человека.

Произнести это откровение вслух оказалось больнее, чем я думала.

Макс сжал челюсти так сильно, что в лунном свете я видела выступившие желваки.

– Он заслужил смерть. – Он бросил на меня еще один взгляд исподлобья. – А тот блондин?

Боги, сколько всего он успел подглядеть? Видимо, удивление отразилось на моем лице, потому что Макс наградил меня легкой улыбкой:

– Ты была не готова морально к проникновению в разум и все еще находилась в моей голове. Считай, что мне досталось место в первом ряду.

– Тогда у меня встречный вопрос. Та девушка с черными волосами. Кто она?

Лицо Макса ожесточилось. Он долго молчал.

– Это моя сестра.

Щелк.

Он отвернулся от меня и дальше заговорил уже знакомыми рублеными, отрывистыми фразами:

– Отвечая на твой следующий вопрос – да, она тоже погибла.

«Потери на войне», – вспомнилось мне.

– У тебя были еще братья и сестры?

– Нас было семеро. И родители.

Щелк. Быстрее и резче.

– В доме всегда стоял шум.

Семеро. Как страшно, должно быть, жить в большой семье и вдруг оказаться… в пустоте.

– Расскажи мне о них, – тихо попросила я.

– О моих родных?

– Да. Какими они были?

Руки Макса замерли на коленях, уголки рта поджались. Взгляд стал далеким, словно он стоял у пруда памяти, готовясь попробовать воду кончиками пальцев.

– Слишком долго рассказывать. Отец был шумным и дружелюбным. Мать вела себя сдержанно и стеснительно.

Щелк. Уже медленнее.

– У меня было три брата и три сестры. Брайан, Вариасл и Атраклиус. Потом родились близнецы, Шайлия и Мариска. А потом Кира.

Шесть братьев и сестер. Я представила себе юного Макса, забившегося в угол, чтобы спрятаться от шума, или ссорящегося с братьями и сестрами из-за повседневных мелочей. Неудивительно, что он так придирчиво относился к своим вещам. Ведь в доме, где он вырос, ему постоянно приходилось защищать свои пожитки.

– Мне кажется, ты был вторым по старшинству, – предположила я.

Достаточно взрослый, чтобы брать на себя ответственность за других, чему я постоянно видела подтверждение. Но достаточно юный, чтобы вступить в армию ради заботы о других.

Макс бросил на меня удивленный взгляд:

– Хорошая догадка.

Я приложила палец к глазу, довольная собой.

– Я вижу тебя, Макс. Ты не такой загадочный, как тебе кажется.

Хотя тут я немного покривила душой. Приятно было понемногу проникать в тонкости его натуры, но у меня оставалось еще много вопросов.

Макс одарил меня ухмылкой, ясно говорящей, что он тоже все прекрасно понял.

– Тогда, о всевидящая, мне больше не нужно отвечать на твои вопросы.

– Расскажи о той сестре, которую я видела.

Улыбка исчезла с его лица.

– Мы не будем говорить про ее смерть, – быстро добавила я. – Расскажи о ее жизни.

– Это была Кира, самая младшая.

Щелк. Вместо того чтобы сжечь мертвый цветок, он продолжал держать его в руках, сложенных на коленях.

– Она была очень странная. Ей нравились – как бы получше сказать – отвратительные вещи. Например, пауки. Умна была адски. И она только начинала жить. Ей было двенадцать, когда она погибла. Нам уже никогда не увидеть, что из нее могло получиться…

Он пытался подобрать какие-то слова, но сдался и погрузился в молчание.

Как всегда, мысли Макса скрывал занавес, который я не могла раздвинуть. Но я все равно чувствовала его тоску, висящую в утреннем воздухе между нами, – отголоски того горя, что я нашла в его разуме и что постоянно заполняло мое собственное сердце. Чувство потери было хорошо мне знакомо.

– Когда в нашу деревню пришли работорговцы, – начала я, – я бросила всех, кого знала всю свою жизнь. Друзей, семью. Маму. Их отправили в шахты. И только меня продали лордам.

До сих пор помню, как они выглядели, когда их уводили в ночь, – прямые, полные достоинства спины в серебристом свете луны. Как я провожала их взглядом, сидя в разбитой телеге, готовясь отправиться в новую жизнь.

– Прости, – пробормотал Макс.

Мне показалось, что он говорит искренне, словно переживает мое горе вместе со мной.

– Уверена, что все они давно мертвы. В шахтах живут недолго. Хотя, если им повезло, они успели покончить с собой.

Среди взрослых в деревне всегда ходили разговоры о том, что они сделают, если окажутся у входа в гибельные туннели. Нередко целые семьи принимали яд, спрятанный под языком, избегая унизительной и неизбежной смерти. Я представила, как фигуры в этой шеренге падают одна за другой. Попыталась отбросить эту мысль, но мне пришлось ее проглотить.

– Но самое ужасное, – медленно продолжала я, – это представлять, как они все похоронены в какой-то яме вместе с другими рабами. Их смерть ужасна. Хуже всего то, что не осталось никого, кто помнит, как они жили.

Никого, кроме меня.

Моя мать была влиятельной и мудрой женщиной. Она стала центром мира для меня и для нашей деревни. А сейчас она превратилась в ничтожную горстку моих воспоминаний.

Волосы трепал теплый ветерок, пробегавший рябью по листве деревьев. Мы не двигались, но плечом я чувствовала тепло тела Макса.

– Кто мы, будь все проклято, такие, – наконец хрипло выдавил он, – чтобы нести такую ценную ношу?

Он высказал одну из многих мыслей, которую я никогда не решалась произнести вслух, но которая каждый день терзала меня. Я не могла дать ему ответ.

Ножницы с глухим стуком упали на землю; руки Макса больше не двигались. Мы долго сидели в тишине, окруженные призраками горя и воспоминаний.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем он снова заговорил:

– Как ты попала на остров?

– Я смутно помню большую часть пути. Была в очень плохом состоянии.

– Ты переплыла океан с изодранной спиной?

– Да. – Я растянулась на траве. – Друг помог мне уехать.

– Тот блондин.

В грудь ножом вонзился стыд. Прощальный поцелуй Серела обжигал щеку.

– Я бросила его, – прошептала я. – Он помог мне, а я бросила его.

– Ты вытащишь его оттуда.

– Вытащу. Я должна.

– Ему повезло, что ты готова бороться за него.

Может быть. А может, и