Байка про Вознесенского

– По поводу вашей вспыльчивости – есть знаменитая история про то, как вы побили знаменитого литератора. «Захожу в ЦДЛ, смотрю он сидит – ну как я мог его не ударить?»

– Эта байка принадлежит Довлатову, он талантливо придумал эти новеллы, и в них все поверили. А Довлатов после смерти стал очень популярен и читабелен. И теперь пиши не пиши, а про тебя запомнят только то, что ты… э-э-э… с Вознесенским подрался. И то, что у тебя брат Олег сбежал в Англию. Это безнадежно… Я понимаю, что раньше иначе и быть не могло, когда про это помнили и напоминали люди старшего поколения, выходцы либо из комсомола, либо из ЧК. Они другой информации хавать не могут. И вот теперь этот уровень интеллектуальный переходит в ваш глянец. Но с другим знаком. Вам нужна соленая история. Желтая история!

– Ну что можно с этим сделать? Это литературная легенда.

– Это не литературная легенда. Это плебейская легенда. Это то, что осело в мозгах у обывателя. Средненоменклатурного обывателя российского.

– Это как «Лев Толстой очень любил детей».

– Ну, это обэриуты.

– Но как только на ум приходит Лев Толстой, сразу эта фраза.

– Это пародия.

– Так выходит, Довлатов сделал пародию на обэриутов?

– Ну, не знаю, что он сделал… Он выработал свой жанр, написал книги – «Соло на ундервуде» и другие. И теперь вы задаете мне те же вопросы… Я прошу либо не читать меня, либо читать. Не любо – не слушай, а врать не мешай. «Слава» и «слух» – в истории языка из одного корня. Теперь они объединены пресловутым гламуром.

Слава-деньги-власть

– Я знаю, что чувство правоты является одним из самых позорных в человеке. (Петр Мамонов тоже говорит: «Где чувствуешь, что прав, – там самая гниль».) Оно ведет к агрессивным действиям. Когда человек думает, что он совершенен, безгрешен, что он лучше другого – во власти, в богатстве, в славе, то он становится черт-те чем. Голем какой-то… Прямо-таки эйнштейновские поиски: что он искал – единое поле? Вот и мы ищем – единое поле трех компонентов. Поэтому так тяготеют друг к другу слава, деньги и власть. Всем хочется и того, и другого, и третьего. Если есть что-то одно – то хочется и другого.

– Это вы про Ходорковского? Который к деньгам захотел и власти?

– При чем тут Ходорковский? Я не знаю про него ничего, кроме того, что мне говорили – что у него достаточно прозрачная компания. А что такое – прозрачная? Я не знаю. Но то, что он – предприимчивый человек, капитал сколотил, – тоже факт. Я ж не спрашиваю, сколько у Путина денег. Потому что он скажет мне, что получает зарплату. И у Ходорковского не надо было спрашивать, есть ли у него намерение войти во власть. Вот тут поле для столкновения. Если власть подозревает, что человек – ну как с Березовским было – кроме денег претендует на власть – то для власти он опасен.

– Вот Ходоровский подозревается в том, что хотел власти. А Путин может доказать, что он к власти не стремился, просто его поставили, вот он и работает. У него алиби!

– Ну да, все такие пушистые. Вот меня как-то спросили: что такое народ? Есть формула – я уже говорил об этом, ее автор Акунин – что в России есть только два класса, народ и не-народ. Но у меня формула другая. Такая: слава, власть и деньги зарабатываются всем миром, это категории энергетические – а распределяются другими людьми, не теми, кто это все зарабатывал. Вот кому ничего не достается, тот и есть народ.

– Красивая формула. А Акунина вы, значит, читаете.

– Нет.

– Ну, он сам виноват – говорит, что он не писатель.

– Это он кокетничает. Он успешный вполне господин. Хотя мы из разных епархий. Но эти книги написаны очень… грамотным интеллигентным человеком. Он же образованный человек. Востоковед.

Вот есть вопрос: Ульяновск, Ленинград – почему они не переименовываются? Я спокойно говорю слово Ленинград (блокада, война, исторически все верно), хотя Ленина не любил гораздо больше, чем Сталина. Я так же свободно употребляю это слово, как Петербург. (А лучше всего работает слово «Питер».) Теперь говорят, что Ульяновск не в честь Ленина, а в честь его отца, который много сделал для чувашей. И вот в Ульяновске мне был задан вопрос из зала – по поверхности, как бы такой простодушный – можно ли при жизни исчерпать славу? Очень простая внятная постановка. Слава – это определенная энергетика, которая вкладывается в жизненный путь. Иногда путем технологий – пиара и так далее. Но тогда она таким же образом и расходуется. Для поддержания этой энергетики должно быть правильное поведение, надо все время себя демонстрировать, нужно кланяться, так или иначе делать вид… Вот вы считаете, что я элита – ерунда это! Я просто не кланяюсь. «Что он, о себе много думает, что ли?» Не думаю о себе много, но для меня это поведение – кланяться – позорно. А когда люди идут на ТВ, и там говорят о себе, рассказывают свои семейные истории… Особенно эффектно, когда уничтожают человека после смерти – «Ушедшие кумиры» и все такое прочее… Такое впечатление, что последний жар из остывшей топки выгребают. Таковы современные массмедиа. Этого много – значит, это имеет аудиторию, имеет рейтинг, есть спрос, но это неприлично!

– Это – с одной стороны; а с другой, мы ведь хотели свободы – и когда она пришла, мы увидели: вот чего захотел освобожденный народ! Которому дали свободу выбора! Они хотят ерунды – и получают ее.

– Что значит – хотят? Им продают то, что им продают.

– Такова свобода. Люди могли бы покупать Моцарта, вон дисков полно кругом – но берут все больше шансон. Таков народ! И другого у меня для вас нет. Мы-то думали, что народ умный, а он любит всякую дрянь и этого даже не стесняется.

– Ну и слава богу. Но рынки должны быть независимыми, вот в чем все дело. Если какой-то замечательный музыкант исполняет Моцарта в каком-то престижном зале – то аудитория всегда на него придет. Придет и еще будет показывать, как она одета и какие у нее драгоценности. Как ни повышай цены, это будет работать. А вот не надо мерить все советскими масштабами – тираж, там, 100 000. А кто читал эти 100 000? Это все превращалось в макулатуру в ту же секунду. Тиражи были дефективные. А теперь полки библиотек, к сожалению, не пополняются – дорого. Рынки очень разные. Вот на Западе книга выходит сперва в hard cover, стоит дорого. Потом, если она хорошо пошла, то выпускается в paper back. Она в pocket book переходит. Книга может быть дорогой;