Шутка ли такой характер! И грамотная. Первый раз ее за учителя замуж выдали, она еще за партой сидела, но он быстро помер. А второй раз за охотника-старовера. Этот долго пожил. И еще бы пожил, кабы не посадили да потом не расстреляли. Бабка-то его за ним с детьми моталась. Как уж добилась, а тело выцарапала, дорогой сберегла, похоронила, как положено, сама. Вот какой у нее характер был! Тут попробуй, поспорь. Да Иван и не спорил. Куда ему, мальцу, против двух баб голос поднимать было? Дядья его и те молчали да щи хлебали, как говорится. И все же матери Иван был благодарен.

~

«Опять полуночничает, – недовольно подумала Галка и повернулась на другой бок, от света. – Сначала спит вечером, а потом просыпается ни свет ни заря. «Это я рано лег». Где логика?». Она плотнее укуталась одеялом. С балкона поддувало, но закрыть было нельзя: мороз, капуста замерзнет.

Пару лет назад, когда она окончила институт, думала: ну, теперь свобода. Надоело учиться аж до тоски. Еле-еле последний год продержалась, хотя виду не подавала, сессии последние сдала легко. А чего их было сдавать? Зубри и зубри. А память у нее хорошая, бабки натренировали. Одна, ее Галя помнила смутно, папина, учила все ее древней азбуке: «Аз буки веди. Глаголи добро есть. Живете зело, Земля. И иже Како люди мыслете. Нашъ онъ покой. Рцы слово твердо…», а бабушка Ира предпочитала Пушкина и иже с ним.

Нет, поэзия Галине нравилась, стихи сами запоминались. «Царь с царицею простился, в путь-дорогу снарядился, и царица у окна села ждать его одна…». Наизусть до конца когда-то помнила, да и сейчас, если постараться, до половины могла дойти, а, если с пропусками, так и все, может, припомнила бы. Не пустые вещи, запоминались сами. Каждая строчка со смыслом, образом, воды не было почти, не то что в современных учебниках.

А у прабабки ее по папиной линии одна книга и была, по ней та ее и учила, а потом в сундук прятала. Сундук тот, конечно, в деревне остался, а про книгу Галя постеснялась у бабы Дуни спросить. Расстроиться еще, давление поднимется.

А в ее работе воды много было… Весь мир такой был сейчас. На пустом месте башни строили. Как в сказке: на карте есть дорога, а в жизни – одна топь. Ошибочку она тогда сделала, после института: надо было в аграрный идти, как хотела, не слушать никого, или еще раньше, после школы, по стопам отца в инженеры, да склонности особой не было, разве что усердием взяла бы. А приноровилась бы?.. Тоже не выход. Вот мать ее тоже свою работу не очень любит, но ценит. «Коль взялся, делай, как следует», – говорит. И то правда. А счастье оно не во внешнем. Бывает, есть все у людей, а счастья и нет. Да и не нужно оно. Жизнь бы была достойная. Это важно. В этом она на своих глазах убедилась…

~

«Проверяет жизнь меня на прочность», – хотела написать баба Дуня, да решила – не стоит. По-доброму начать надо было, а как?

В магазин она больше не ходила. Правая нога отнялась совсем. Приходилось сильно опираться на палку и приволакивать ее за собой. Сын, молодец, сделал ей ручки в ванной и возле кровати, а еще вдоль коридора к кухне, так что он сама могла передвигаться, считай, по всей квартире. Если и упадет, бывало, когда нет никого, доползет до стены, схватиться за ручку и подтягивается. Сила в руках, слава богу, осталась. Об одном молилась: на глазах у детей не свалиться. Чтоб не жалели. По выходным проснется пораньше, наметит себе дорогу – и ползет умываться. Позавтракают они, она в кресло – и сидит. Надоест. Встанет, потопчется на месте, до туалета пройдется, ноги разомнет, и опять сидит. И не видно, что шатается, как мышь слепая.

– Я сегодня пораньше приду, так мы с тобой вниз сходим, подстрижешься, – сказал ей Иван.

– Ага.

На первом этаже в доме у них была парикмахерская. Маленькая, но ничего, чистая. Она, конечно, могла и дома обойтись, но Татьяну просить не хотелось, Галя шутила, что глазомер у матери косой, да и выйти наружу лишний раз не мешало. Приведет себя в порядок, голову помоет, платок новый наденет, платье, поговорит опять же о чем-то чужом, досужем. Голос человеческий услышит…

– Ты не переживай, я тоже сегодня рано, так что, если что, мы с бабкой сами сходим. А то у нее голова чешется, да? – заметила Галя, входя на кухню. – А где мой пирожок? Кто съел? Я его специально припрятала.

– Да, миленькая моя, седина-то отросла, колется, раздражает, – ответила баба Дуня, поглядывая на сына.

– Ты?

– Ничего, сегодня сходим. Они работают, я вчера посмотрел.

– Должен мне будешь два.

«Уйдут все на работу, сяду и напишу», – решила Дуня.

«Здравствуйте, все мои родные. Вот получила от тебя весточку и даю ответ. Ты, моя сестрица, просишь у меня денег на билет, но я не знаю, как мне сказать своим. Ивану, конечно, я сказала, Галя прочитала письмо. Вот теперь, как они решат, я не знаю. Одна Татьяна недовольная, но я сказала: нет, так пусть так будет, у нас ведь еще дороже вашего. Я хоть не хожу, а они ездят каждую субботу, берут нам и своей бабе Ире все на базе, со скидками. Ванюша мой купил ей торт и цветы на день рождения, Галя полотенец, а Татьяна на платье материал ситец, но кто будет шить? Я уже не могу, вот такие мои дела.

Мне самой не верится, что я дожила до восьмидесяти восьми лет, а как не охота больше жить, умереть бы поскорее и не мешать никому, там будь что будет. Не знаю, как нынче будем садить на даче. Ване в мае надо ехать в Москву с глазами, а Татьяна, что она сделает? Надо покрывать теплицу, да и воду, надо все трубы налаживать. Кто будет? Вот они говорят, ничего не будем садить, будем дома сидеть. Вот такие мои новости, а есть охота. Все китайское продают.

Но я вам желаю всего хорошего, а главное здоровья, это тебе до моих лет дожить. У тебя хорошо дочери, а у меня парень. Как они будут меня мыть тут, ногти обрезать? Хорошо, что есть Галя, она мне пострижет, больше я нечего не прошу у них пока.

До свидания, жду ответа от вас, не забывайте, пишите все, мне