Советов) не осталось единого врага, разгром которого определил бы итог войны. Вести переговоры и подписывать документы тоже было не с кем. Уничтожение одного, двух, трех, десяти отрядов не сказывалось на расстановке сил, ибо все отряды действовали автономно и не собирались в армии. Параллельно рухнуло то, что в Афганистане именовалось «государственной системой». Все усилия по консолидации страны, достигнутые потомками Дост Мухаммеда в 1826–1978 гг., пошли прахом. Акбар Новруз – афганский писатель, чей отец был председателем парламента во времена Захир-шаха, – однажды заметил: «Нам понадобится 50 лет, чтобы вернуться туда, где мы были 50 лет назад».

Джихадистские структуры тоже являлись децентрализованы. Из всех лидеров моджахедов наиболее ярко выделялись двое – Ахмад Шах Масуд и Гульбеддин Хекматияр. В юности оба активно участвовали в кабульских беспорядках 1960-х гг. – в период последнего, очень бурного десятилетия правления Захир-шаха. Масуд родился в 1953 г. в Панджшерском ущелье на северо-западе Афганистана. Будучи таджиком, он принадлежал ко второй по величине (после пуштунов) этнической группе, которая традиционно подчинялась истинным «хозяевам страны» – пуштунам. Семья Масуда перебралась в столицу, когда отца назначили на какую-то второстепенную административную должность. Мальчик ходил во французский лицей «Истикляль» рядом с королевским дворцом Арг. После лицея он поступил в Политехнический институт, построенный Советским Союзом, но увлекся политикой и бросил учебу. Еще в детстве Масуд ругал одноклассников за пренебрежение религиозными обязанностями – если, например, видел, что они едят, нарушая пост в Рамадан, или играют, когда настало время молиться. Со школьной скамьи он был не просто набожным мусульманином, но исламистом.

Однако Масуд казался умеренным по сравнению с пуштуном Гульбеддином Хекматияром. Этот фундаменталист начинал в военной академии, затем перевелся на теологический факультет Кабульского университета, но, как и Масуд, подался в политику и не получил диплом. Правда, в вузе юноша окончил инженерные курсы и впоследствии величал себя «инженером Гульбеддином».[633] По слухам, на заре карьеры Хекматияр состоял в НДПА; он и его последователи с негодованием это отрицают. Что бы там ни было – и с кем бы в молодости ни заигрывал будущий «мясник Кабула», – он возмужал и стал, пожалуй, самым радикальным лидером моджахедов. В 1972 г. Хекматияра посадили в тюрьму по подозрению в убийстве студента-маоиста (по другой версии – за антимонархическое высказывание). Спустя год к власти пришел Дауд, и нескольких исламистов, включая Хекматияра, освободили в угоду правым.

Масуд принадлежал к партии «Джамиат-е уль-Исломий-е Афгхонистони» (дари

 – исламское общество Афганистана), основанной Бурхануддином Раббани – профессором теологии Кабульского университета. Даже став известнейшим лидером афганского сопротивления в мире, Масуд считал себя рядовым членом «ИОА», а Раббани – ее бесспорным руководителем. Хекматияр тоже числился в «ИОА», но вскоре покинул товарищей и учредил «Хезб-и Ислами Афганистан» (пушту  – исламская партия Афганистана»). «ИОА» и «ИПА» являлись ключевыми политическими организациями в период Афганской войны. В 1975 г. Хекматияр, Масуд и Раббани подготовили антиправительственный мятеж в Панджшере, однако потерпели неудачу и бежали от гнева Дауда в Пакистан. В свете этих событий Ахмад Шах получил прозвище «Масуд» (араб.  – счастливый). Исламисты прожили в Пешаваре пять лет – и, когда ОКСВ пересек афганскую границу, они поняли, что их час пробил.

Ахмад Шах Масуд вернулся в родную Панджшерскую долину и организовал там сопротивление, пока Раббани представлял «ИОА» в Пакистане. Хекматияр тоже редко уезжал из Пешавара – он лоббировал собственные интересы и собирал деньги. Масуд никогда не был хорошим политиком – ни в «дни маршей и речей», когда чуть ли не все студенты Кабульского университета сделались активистами, ни потом – в годы Афганской войны. Таджикский «счастливчик» отрекся от политических лавров в пользу умудренного опытом Раббани. Но едва очутившись в горах, Масуд нашел свое призвание – и этим призванием была партизанская война. Ущелье он знал как свои пять пальцев. За полководческий талант и участие в серии боевых операций против ОКСВ поклонники нарекли Масуда «Львом Панджшера».

Слово «Панджшер» (дари

) означает «пять львов». Через ущелье протекает река, и в XI в. султан Махмуд Газневи приказал пятерым наместникам построить плотину. По легенде, правоверные и глубоко набожные чиновники справились с задачей за ночь – и восхищенный султан назвал их львами. С тех пор ущелье тоже именуют «Панджшером».

На заре 1980-х гг. Масуд координировал действия 130 партизанских командиров. Он до сих пор является национальным таджикским героем – которого пуштуны, естественно, недолюбливают. Таджикам же «Панджшерский лев» внушал уважение, граничащее с религиозным благоговением. По воспоминаниям соратников, он всегда излучал тепло – даже когда весь день убивал советских солдат, а потом, уставший, возвращался в лагерь и играл с детьми.

Масуд часто улыбался, да и в целом выглядел гораздо более симпатичным и обаятельным, чем иные джихадисты. Западные СМИ его обожали; к тому же «счастливчик» носил берет (паколь) и ужасно напоминал другого популярного медийного революционера – Че Гевару. Еще при жизни Масуда о нем слагали легенды – те же самые, которые раньше рассказывали о других восточных деятелях. Например, однажды Масуд проезжал по Панджшерской долине, увидел большой красивый дом и поинтересовался, кому он принадлежит. Хозяина разыскали, и «Лев Панджшера» поблагодарил его за постройку школы. Домовладелец смекнул, что у него под благовидным предлогом отбирают имущество, но не посмел возразить. Простым людям нравятся такие истории – ибо, независимо от их достоверности, Масуд изображается добрым и щедрым – пусть и за чужой счет, но в соответствии с народными представлениями о справедливости. Из подобных мифов был сформирован идеальный образ «Панджшерского льва» – и последующие поколения уже не способны отличить правду от вымысла.

Впрочем, таджик Масуд не сумел покорить сердца пуштунов – и столкнулся с грозным соперником в лице Хекматияра. «Инженер Гульбеддин» не мог похватасться ни харизмой, ни особыми военными талантами; зато он был блестящим организатором и обладал непревзойденным политическим чутьем. Пока «Панджшерский лев» сражался где-то в горах, Хекматияр искал друзей в «ISI». В итоге – по разным данным и в разные годы – «ISI» отдавала Хекматияру 75 % денег и оружия, присланных США. По оценке американского журналиста Питера Бергена, за 10 лет Вашингтон израсходовал на поддержку «ИПА» свыше $600 млн; существенную помощь Хекматияру также оказывала Саудовская Аравия.

«Инженер Гульбеддин» оправдал свое прозвище – он построил мощную межплеменную пуштунскую партизанскую сеть – с боевиками по всему Афганистану и агентами во всех лагерях беженцев. Под чутким надзором инструкторов Хекматияра мрачные афганские мальчики превращались в мрачных афганских мужчин, брали автоматы – и отправлялись убивать шурави.

Шли годы. «ИОА» и «ИПА» боролись с Советами, пока афганские коммунисты яростно дрались друг с другом. Постепенно организация Хекматияра начала «зачищать» другие джихадистские группировки. Однажды членам «ИПА» почти удалось убить Масуда. В стане моджахедов назревал грандиозный конфликт. Все знали, что рано или поздно Хекматияр и Масуд сойдутся в смертельной схватке.

Глава 19

Архитектура хаоса

Империи, как и индивидуумы, могут утомляться. Не напрасно Афганистан был назван «кладбищем империй».

Мумия Абу-Джамал

Афганская война, Исламская революция в Иране, триумф исламизма в Пакистане, активность арабских экстремистских партий и группировок – все это предвещало глобальную реконфигурацию. В конце 1980-х гг. мир стоял на новой линии геополитического разлома. В мусульманских странах не только улемы и политики, но и простые люди переосмысливали историю как борьбу между исламом и Западом. Однако западные политологи все еще рассматривали происходящее через призму биполярного противостояния коммунизма и капитализма. Обе стороны располагали ядерным оружием, поэтому ни одна не могла атаковать другую напрямую – что и вовлекло их в конкуренцию эпохи «холодной войны» и так называемые «опосредованные войны» в странах третьего мира.

В 1980 г., согласно господствующему на Западе мнению, Советский Союз почти победил. Казалось, что американская экономика погибает: ее добивали стагнация, высокий уровень инфляции и безработицы – три фактора,