Шрифт:
Закладка:
16 апреля 1992 г. президент с братом Шапуром Ахмадзаем и двумя приближенными попытался бежать из страны на самолете ООН, но Дустум заранее обо всем позаботился. Заметив блокпост по дороге в аэропорт, Наджибулла велел шоферу мчаться назад в Кабул – в миссию ООН. Там мужчины обрели убежище, которое моджахеды, как ни странно, уважали и не тронули. Бык и его люди провели в вынужденной изоляции следующие четыре года; в этом плане их пристанище не слишком отличалось от тюрьмы – за исключением того, что они могли заказать доставку еды и пересмотреть сотни болливудских фильмов.
28 апреля 1992 г. моджахеды без боя вошли в Кабул с разных сторон. Первыми в столицу проникли отряды Ахмада Шаха Масуда. Режим НДПА, продержавшийся 14 лет, рухнул. В одном из последних интервью Наджибулла сказал корреспонденту газеты «The New York Times»: «Если фундаментализм возобладает в Афганистане, то война будет продолжаться долгие годы, а страна превратится в центр мировой контрабанды наркотиков и терроризма». Теперь Бык мог из укрытия наблюдать за тем, как сбывается его пророчество.
Еще в Пакистане душманы разработали план временного коалиционного афганского правительства[641] – Совета Джихада. Согласно плану, Демократическая Республика Афганистан была переименована в Исламское Государство Афганистан (ИГА). Президентское кресло занял Себгатулла Моджадедди – отпрыск уважаемой суфийской династии и лидер «Национального фронта спасения Афганистана» (самой маленькой партии из Пешаварской семерки). Спустя два месяца – 28 июня 1992 г. – его сменил Бурхануддин Раббани, который должен был управлять страной до 28 октября, а затем уйти в отставку в преддверии выборов. Ахмаду Шаху Масуду, которого Запад считал главным героем сопротивления, предназначался пост министра обороны (зарубежные СМИ, не вникающие в тонкости афганской политики, с разочарованием писали: «Всего лишь»). Хекматияр получил должность премьер-министра и… отказался. Он метил в президенты и имел соответствующие аргументы: мощную джихадистскую группировку («ИПА») и друзей из «ISI». Те, в свою очередь, очень хотели, чтобы Пакистан обрел контроль над Афганистаном через «инженера Гульбеддина».
Поначалу все шло по плану. Срок Моджадедди истек, и на его место заступил Раббани. К тому времени благообразный профессор разбогател. За годы самоотверженной борьбы с режимом он обзавелся птицефабрикой и ковровыми мастерскими в Пакистане. Кроме того, Раббани занимался контрабандой и торговал наркотиками. До осени 1996 г. он являлся одним из крупнейших поставщиков опиума и героина в мусульманские страны, а также незаконно вывозил лазурит из Бадахшана и изумруд – из Панджшера (последнее вряд ли было бы осуществимо без содействия его верного ученика Масуда). Помимо богатства, сей почтенный старец приобрел репутацию весьма свирепого человека – например, весной 1985 г. он утопил в крови восстание военнопленных в лагере Бадабер. Под началом столь авторитетного президента Хекматияр неохотно принял пост премьер-министра, но в Кабул так и не приехал. Впрочем, он обещал вернуться «с обнаженным мечом» – но подобные пассажи были в духе «инженера Гульбеддина».
Все вышесказанное касалось Пешаварской семерки, но ведь была еще и Шиитская восьмерка – и она тоже претендовала на свой кусок кабульского «пирога». В 1989 г. хазарейские группировки образовали «Хезб-и Вахдат-и Ислами Афганистан» (дари
– партия исламского единства Афганистана) – и спустя три года вторглись на юго-запад столицы, населенный в основном хазарейцами. Разные джихадистские силы контролировали разные части города на основе Пешаварских соглашений, но хазарейцы нарушили хрупкий баланс. Разумеется, передел столицы был лишь вопросом времени – но этот миг настал в апреле 1992 г. Вопреки ожиданиям, ожесточенная битва за Кабул разгорелась не между коммунистами и моджахедами, а внутри моджахедского лагеря.Таджик Масуд и пуштун Сайяф решили проучить зарвавшихся соперников и заняли районы к северо-востоку и юго-западу от хазарейских кварталов соответственно, зажав хазарейцев в клещи. Началась резня, которая вскоре охватила весь город. Хазарейцы яростно защищались. Межэтнический и межконфессиональный конфликт предсказуемо вылился в bellum omnium contra omnes.[642] Городские бои перемежались периодами затишья, но для людей, живших в Кабуле с 1992 г. по 1996 г., все происходящее казалось сплошным кровавым кошмаром. Более 60 тыс. человек погибли, около 300 тыс. бежали в сельскую местность. Ситуацию усугубляло то, что исторически в столице доминировали таджики и хазарейцы; пуштуны же были в меньшинстве – и теперь они всячески демонстрировали кабульцам, кто хозяин в городе и стране. Узбек Дустум курсировал между враждующими лагерями и истреблял всех подряд – в зависимости от того, с кем сотрудничал в тот или иной момент. Боевики его партии «Джунбиш»[643] беспорядочно обстреливали столицу с близлежащих холмов. Но больше всех отличился Хекматияр – он засел в старой крепости Чахорасиаб на южной окраине и обрушил на Кабул ураганный огонь. Только за 10–11 августа 1992 г. душманы «ИПА» выпустили свыше тысячи ракет. Позже Хекматияр утверждал, что стрелял прицельно, однако для этого у него не было необходимой техники. Неудивительно, что «инженер Гульбеддин» заслужил второе прозвище – «кабульский мясник».
Сердце Кабула
Обезлюдело и опустело.
Точно
Во имя великой цели
Вытекла, испаряясь, из сердца
Влага –
По слезинке,
По капельке.
…Превращаясь в водоворот кровавый.
Мухаммед Асеф Самим
Если раньше афганцы обвиняли шурави в разорении деревень, то теперь они сами уничтожали города. Половина Кабула лежала в руинах. В Кандагаре орудовали бандиты. Гражданская война приобрела этнический характер, который нельзя стереть – сегодня немногие афганцы помнят или даже знают, кто именно расправился с их близкими 30 лет назад, но они прекрасно осведомлены, к какой этнической группе принадлежал преступник.
Пока джихадистские боссы раздирали в клочья города, полевые командиры дрались за сельские районы. Афганистан опять был разорван на сотни крошечных удельных княжеств – с той лишь разницей, что ими владели не ханы, малики и сардары, а боевики с автоматами Калашникова. На разбитых дорогах выросли тысячи блокпостов, и на каждом контрольно-пропускном пункте какой-нибудь местный «авторитет» собирал дань. Прятаться было негде – террористы взрывали жилые дома, базары, мечети, больницы, офисы международных гуманитарных организаций… Скудные товары стоили дороже, чем покупатели могли за них заплатить. Афганцы сначала обеднели, а затем обнищали. Надвигался голод.
Глава 20
Страна победившего терроризма
Кабул пал жертвой людей, выглядевших так, будто они вывалились из своих матерей сразу с «калашниковыми» в руках.
Халед Хоссейни. И эхо летит по горам
Сразу после вывода ОКСВ (1989) внешние игроки могли установить в Афганистане посткоммунистическое правительство. Неизвестно, сработало бы это – но, по крайней мере, у США были рычаги влияния как на Пакистан, так и на моджахедов. Однако именно тогда Афганистан выпал из поля зрения Вашингтона – ведь он являлся полем битвы «холодной войны», а «холодная война» закончилась. В 1991 г. Джорджу Бушу-младшему сообщили о боевых действиях в Кабуле – и президент удивленно спросил: «Это все еще продолжается?» Впрочем, для США проблемы в Афганистане только начинались.
Предпосылки этих проблем сформировались во время советской кампании. За девять лет около 3,5 млн афганцев укрылись в Пакистане и почти столько же – в Иране. Они жили вдоль границы в огромных лагерях – например в Шамшату и Насир-Баге возле Пешавара. Лагеря располагались за пределами городов – во избежание конфликтов между беженцами и пакистанцами. Беженцам запрещалось искать работу и заниматься бизнесом, дабы они не конкурировали с пакистанскими гражданами. Иными словами, афганцы могли переселиться в лагеря, чтобы спастись от войны – но не для того, чтобы начать новую жизнь. К тому же лагеря были обнесены колючей проволокой, охранялись военными и напоминали тюрьмы под открытым небом. Беженцы скучали – поэтому лагеря изобиловали детьми; в некоторых 3/4 населения были моложе 15 лет.