Шрифт:
Закладка:
Пакистанский бригадный генерал Мохаммад Юсуф – начальник афганского направления «ISI» в 1983–1987 гг. – в книге «Ловушка для медведя» (1992) пишет, что ЦРУ тратило миллиарды долларов на покупку по всему миру оружия и… десятков тысяч ишаков. Грузы транспортировали в порт Карачи и затем отправляли караванами в Афганистан. «Когда моджахед бросал мину в трубу своего миномета, это был конец маршрута, в процессе которого мина как минимум перегружалась 15 раз, преодолев тысячи километров с помощью грузовика, корабля, поезда, затем снова грузовика и вьючного животного», – отмечает Юсуф.
Снабжение оппозиции подразумевало три этапа. На первом этапе ЦРУ скупало необходимые товары и отправляло в Пакистан из различных уголков земли. На втором этапе – уже в Пакистане – подключалась «ISI»: она принимала грузы, складировала их и распределяла между лидерами Пешаварской семерки. На третьем этапе пешаварцы передавали избранным полевым командирам в ДРА деньги, оружие, боеприпасы, амуницию и провиант. Тем самым пешаварские вожаки обзаводились сторонниками среди афганцев, приближая тот день, когда они сцепятся друг с другом за власть в Кабуле.
Страна, которой надеялись овладеть моджахеды, снова развалилась. Отсталое сельское хозяйство и убогая промышленность окончательно умерли. Племена разбились на отряды по 10–50 человек и разбрелись по горам. Экономики не было вообще – за исключением контрабанды оружия и опиума. Афганистан опять жил на субсидии из-за рубежа: города – на советские деньги, полузаброшенные деревни – на американские и арабские. Львиная доля финансов, проходящих через «ISI», оседала в карманах пакистанских боссов – именно тогда маленькое ведомство превратилось в грозное государство внутри государства. Естественно, какие-то банкноты прилипали к пальцам пешаварских функционеров.
Пока неаффилированные группировки боролись за расположение спонсоров, члены Пешаварской семерки занимались тем же самым. В Пакистане базировались в основном пуштунские душманы-сунниты. Шииты частично перебрались в Иран, а частично остались в районах ДРА, которые населяли издавна. На заре 1980-х гг. разрозненные организации номинально сплотились в «Шиитскую восьмерку».[628] Тогда же члены Пешаварской семерки образовали «Исламский союз моджахедов Афганистана» («ИСМА»).[629] Его состав часто менялся, группировки раскалывались, лидеры ссорились – поэтому в лагере моджахедов возникали и другие коалиции. Тем не менее в «ИСМА» присутствовали традиционалистские (условно умеренные) и радикальные партии. Умеренными считались:
• «Национальный исламский фронт Афганистана» («НИФА») во главе с Саидом Ахмедом Гейлани (1932–2017);
• «Национальный фронт спасения Афганистана» («НФСА») во главе с Себгатуллой Моджадедди (1925–2019).
Традиционалисты планировали изгнать «неверных» из Афганистана и свергнуть антимусульманский коммунистический режим. В целом они соглашались с реставрацией монархии Дуррани. Самый либеральный моджахед, Гейлани, даже ратовал за модернизацию страны – правда, на мусульманской основе, но с заимствованием ряда западных институтов. Однако Гейлани резко выделялся среди душманских лидеров – его мать была немкой, а сам он до падения монархии (1973) работал официальным дилером «Peugeot» в Кабуле, торговал каракулем и состоял советником при Захир-шахе.
Остальные партии «ИСМА» слыли радикальными:
• «Исламская партия Афганистана» («ИПА») во главе с Гульбеддином Хекматияром (род. 1944?/1947?/1949?);
• «Исламская партия Афганистана Юнуса Халеда» («ИПА (ЮХ)») во главе с Мохаммадом Юнусом Халедом (1919–2006);[630]
• «Исламское общество Афганистана» («ИОА») во главе с Бурхануддином Раббани (1940–2011);[631]
• «Движение Исламской революции Афганистана» («ДИРА») во главе с Мухаммедом Наби (1937–2002);
• «Партия национального сплочения Афганистана» («ПНСА») во главе с Саидом Мансуром Надери (род. 1936);
• «Исламский союз освобождения Афганистана» («ИСОА») во главе с Абдулом Расулом Сайяфом (род. 1946).
Радикалы намеревались построить в Афганистане шариатское государство. Это исключало как республику западного образца, опробованную при Дауде, так и наследственную монархию (по мнению радикалов, правителя надлежало избирать, а передача власти по наследству противоречила «чистому исламу»). Впрочем, большинство умеренных выглядели таковыми только на фоне радикалов. Палитра «ИСМА» была не столько пестрой, сколько смазанной – так, традиционалиты Гейлани и Моджадедди происходили из знатных суфийских родов, но и радикальный Саид Мансур был пиром.[632] Юнус Халед считался наиболее спокойным из радикалов – однако среди его полевых командиров присутствовали мулла Омар (будущий основатель «Талибана»*) и Джалалуддин Хаккани (будущий создатель террористической «Сети Хаккани» – союзницы талибов и «Аль-Каиды»*). Иными словами, и умеренные традиционалисты, и радикалы все равно являлись мусульманскими фундаменталистами – и, учитывая военную атмосферу, условная грань между ними постепенно стиралась.
Пешаварские лидеры ожесточенно конкурировали за ресурсы и последователей. Теоретически все они сражались за ислам – поэтому никто не мог открыто позиционировать себя как умеренного. Умеренность была наихудшей рекламой; «умеренный» означало «менее джихадистский», «менее приверженный исламу». Каждый предводитель должен был доказать, что именно он – самый неистовый защитник веры, самый рьяный джихадист и «самый мусульманский мусульманин», которому соперники и в подметки не годятся. Сама атмосфера подталкивала оппозиционеров к экстремизму и воодушевляла тех, кто уже был искренне экстремистски настроен. Через «ISI» поступала большая часть помощи, но далеко не вся. Иран покровительствовал афганским шиитам, в первую очередь – хазарейцам, которых разгромил «железный эмир» Абдур-Рахман в XIX в. Помня о пережитых унижениях, хазарейцы ненавидели пуштунов; кроме того, на их межнациональную вражду накладывалось вечное противостояние шиитов и суннитов. Если раньше хазарейцы жили под пуштунским сапогом, то теперь – ощутив силу и поддержку иранских единоверцев – они горели желанием отомстить угнетателям. Саудовская Аравия и другие донаторы тоже установили прямые связи с моджахедами в обход «ISI». У Египта были свои клиенты – как и у Индии, непримиримого врага Пакистана. Общие суммы денег, перечисленные на поддержку афганского сопротивления, невозможно подсчитать.
В наши дни Афганский джихад считается «точкой невозврата», после которой в мире поднялась волна исламизма, бушующая поныне. «Аль-Каида»*, «Талибан»*, «Исламское государство»* – эти и многие другие международные террористические организации возникли вследствие импульса 1979–1989 гг. Искры из Афганистана все еще разлетаются по миру, поджигая локальные очаги радикализма в Средней и Юго-Восточной Азии, в Африке и на Ближнем Востоке. Афганское эхо звучало на Северном Кавказе в 1990-х гг. и в Нью-Йорке 11 сентября 2001 г. Фундаменталисты восприняли Афганский джихад как новый – и весьма перспективный – этап «священной войны» против кафиров с целью создать Всемирный халифат, то есть реализовать давнюю мусульманскую мечту о глобальном господстве. В Афганистане была переосмыслена концепция джихада, и кампания 1979–1989 гг. стала судьбоносной вехой радикализации исламизма. Традиционная исламистская казнь – перерезание горла – называется «кабульской улыбкой» в память об Афганской войне. Когда в 2010-х гг. боевики «ИГИЛ»* записывали на видео убийства пленников и заложников, они тем самым передавали кровавый «привет» в прошлое, салютуя своим афганским предшественникам.
С организационной точки зрения Афганский джихад позволил исламистам по всему миру наладить каналы снабжения, обзавестись союзниками, опробовать различные финансовые схемы. Он лег в основу многих смертоносных конфликтов, разделивших людей по десяткам признаков: религиозному, национальному, языковому… Скорбная участь не миновала и самих афганцев. Афганский джихад – это пресловутая «война всех со всеми», описанная еще Томасом Гоббсом в XVII в. Но если у Гоббса из пучины хаоса вырастает государство, то афганский опыт противоречит содержанию «Левиафана». Сила моджахедов была в раздробленности; объединение сулило гибель.
История повторялась с точностью до мелочей – в XX в. Советы оказались в той же ситуации, что и британцы – в XIX в. Шурави (как и фарангам) объявили джихад, а джихадисты с удовольствием пользовались «бурами» – старыми британскими винтовками. Дело вовсе не в том, что иностранная империя не смогла одолеть афганцев. С военной точки зрения их единичные победы над англичанами – при Майванде или в горах Гиндукуша – ничего не значили. Аналогичным образом складывалась и ситуация с Советами – душманские «триумфы» не влияли на исход кампании. Главная проблема заключалась в том, что и без того хрупкое афганское общество раскололось на сотни и тысячи фрагментов – поэтому у британцев (а затем
