Вечером 22 февраля 1980 г. кабульцы высыпали во дворы, на балконы и крыши домов – и принялись скандировать «Аллаху акбар!» Весь город ревел – и его невоможно было заставить замолчать. Военные пытались заглушить вопли, выпуская в черное небо сигнальные ракеты, – но люди кричали еще громче. Кабульский такбир[622] услышали и подхватили окрестные деревни. Это не означало, что все афганцы (особенно жители столицы) были исламскими фанатиками. Они вели себя так, потому что фраза «Аллаху акбар!» являлась универсальным способом сказать: «Мы афганцы, мы против шурави и их марионеток» – а режим Бабрака Кармаля, бесспорно, был марионеточным.

С тех пор одна демонстрация сменялась другой. Студенты Кабульского университета хлынули на улицы, плевали в полицию и забрасывали ее камнями. Вскоре к протестам присоединились школьники, включая даже учеников начальных классов. Многие полицейские присоединились к митингующим. Парчамисты не могли рассчитывать на стражей правопорядка – но не испытывали недостатка в партийных головорезах. Молодые афганские коммунисты без угрызений совести расправлялись с женщинами и детьми. По легенде, во время одной из демонстраций девушка по имени Нахид взяла на руки ребенка, сраженного пулей, – и призвала толпу свергнуть ненавистный режим. Ее тут же застрелили – и она превратилась в мученицу, героиню афганского сопротивления, как и Малалай в битве при Майванде.

Тем временем шурави обнаружили, что моджахеды отнюдь не исчезли – они просто рассредоточились. Теперь труднопроходимая местность Афганистана буквально кишела боевиками, воодушевленными тем, что они якобы защищают ислам от кафиров-атеистов. Моджахеды объединялись в маленькие отряды не более сотни человек в каждом – советские солдаты называли их «караванами». «Караваны» не обязательно являлись частью масштабных организованных сил – зачастую они действовали самостоятельно. Боевики не нуждались ни в линиях связи, ни в шпионской сети – все это заменяли деревенские слухи и сплетни, а военную премудрость заменяло волнующее чувство единства. «Добрые и справедливые “мы” боремся против огромных злых “них”» – такой лозунг витал в воздухе. Мало кто из афганцев был способен его осознать и озвучить, но в подобной атмосфере любая группа людей – от стайки подростков до отряда мужчин – могла задумать миссию и выполнить ее. Такие миссии не требовалось вписывать в какие-то более крупные стратегические задачи. Достаточно было нанести удар по врагу – причем врага было легко опознать. Советские узбеки, таджики и прочие уроженцы Средней Азии не являлись пуштунами, которые преобладали в Афганистане, – не говоря уже о славянах. Союзники шурави, афганские коммунисты, тоже выделялись из толпы, ибо одевались в костюмы и рубашки, а не в шальвар-камиз. Убийство любого человека, выглядящего как чужак, считалось у простых афганцев не преступлением, а благородным актом патриотизма.

В этих условиях кабульские власти командировали в деревни административные команды – то есть, в понимании народа, враг постоянно приближался. Чиновники пытались организовать сельсоветы для управления районами, а также локальными инфраструктурными и промышленными объектами, построенными СССР. По мнению Кабула и Москвы, афганцы успокоились бы, увидев признаки «нормальной жизни» – товары на полках магазинов, воду из крана, а не из колодца, и больницы, где можно вылечиться от недуга. По мере улучшения своего быта они бы поняли и приняли революцию. Но правительственные делегации формировались из тех, кого селяне хотели видеть меньше всего. Среднестатистическая группа состояла из нескольких мушаверов (советских консультантов), пары сотрудников ужасной ХАД, представителей МВД (руководившего полицией и тюрьмами), членов НДПА и одного-двух провластных мулл, которых никто не уважал. В довершение ко всему, чиновников охраняли вооруженные солдаты – и вся команда въезжала в деревню на бронетранспортерах.

Непрошеные гости собирали крестьян и рассказывали, что изменят их жизнь к лучшему – в первую очередь, конечно, дадут образование женщинам и проведут земельную реформу. Общего антуража подобных мероприятий хватало, чтобы селяне потянулись к вилам. К тому же слова «женское образование» и «земельная реформа» были для них триггером, который пробуждал наихудшие воспоминания о полувеке афганской истории – от Амануллы до периода «Халька». В конце концов, шла война, крестьяне становились джихадистами, и кто-то погибал. Чиновники, нагрянувшие в деревню, словно говорили ее обитателям: «Мы убили ваших мужчин, а теперь приведите-ка женщин, мы обучим их чему следует». Когда администраторы уезжали, с гор спускались душманские агитаторы – и неудивительно, что они встречали у афганцев куда больше сочувствия и поддержки.

Моджахеды уклонялись от битв и вели партизанскую войну. Они сражались лишь тогда, когда имели тактическое преимущество – например заманивали шурави в засады. Сориентировавшись, солдаты открывали ответный огонь – но афганцы ныряли в ущелья или буквально проваливались под землю – в кяризы. С аналогичной тактикой столкнулись британцы в XIX в. Ее имел в виду Розенбаум, когда пел:

                        Караван – это сотни снарядов, не легших в цель –

подразумевая, что поразить душманов было трудно.

В Афгане военная техника прошла серьезные испытания. Танки и бронетранспортеры патрулировали города и предгорья, а в высокогорной местности отлично зарекомендовали себя легендарные «Шилки».[623] Авиационные прицельные системы позволяли поражать неприятеля, но не «видели» боевиков, затаившихся среди скал. ОКСВ использовал спецоборудование для обнаружения моджахедов; моджахеды следили за птицами, которые улавливают малейшие колебания воздуха. Когда птицы взлетали с вершины горы или холма, это означало, что приближаются советские самолеты, – и афганцы прятались в пещерах или расселинах.

Впрочем, у шурави имелись ударные вертолеты Ми-24, которые заходили в каньоны, «зависали» на месте и расстреливали душманов, как только те высовывались из укрытий. Также вертолеты бомбили калы (крепости) и дувалы – глинобитные, кирпичные и булыжные укрепления. Но джихадисты постепенно обзаводились трофейным оружием – в частности крупнокалиберными пулеметами ДШК и ЗГУ; теперь Ми-24 следовало держаться от неприятеля на расстоянии в несколько сотен метров, что снижало эффективность стрельбы. К тому же боевики получали помощь из-за рубежа; с 1983 г. к ним поступали ПЗРК – в основном советские «Стрела-2» и американские «FIM-43 Redeye», а затем и «Stinger».

Один из наиболее распространенных мифов об Афгане звучит следующим образом: Советы разбрасывали мины, замаскированные под игрушки, дабы целенаправленно убивать и калечить афганских детей. Речь идет о минах ПФМ-1 «Лепесток». Их пластиковый корпус мог казаться детям привлекательным, но форма корпуса объяснялась требованиями аэродинамики. ПМФ-1 являлись копиями мин BLU-43, которые США применяли во Вьетнамской войне.

Но даже военные успехи шурави не позволяли парчамистам управлять страной. ОКСВ должен был не побеждать моджахедов, а уничтожать их. Проблема в том, что моджахеды являлись афганскими крестьянами. В свободное от боевых действий время они пахали землю, пасли овец, обдумывали выгодные браки и замышляли козни против соседнего кишлака. Убив нескольких врагов, афганцы исчезали – и появлялись в какой-нибудь деревне, где их встречали родственники и друзья. Когда в кишлак приезжала правительственная команда, душманы тихо стояли в толпе местных жителей – а потом доставали заранее закопанное оружие, догоняли чиновников и расправлялись с ними. Кабульские власти не могли задушить боевиков, перекрыв их каналы связи с внешним миром, потому что этих каналов практически не было – а поставки оружия из Пакистана осуществлялись по контрабандным маршрутам и «козьим тропам» в горах, о которых партийные сановники и слыхом не слыхивали. Базами душманов являлись их собственные дома, дома соплеменников и единомышленников – хозяева с удовольствием кормили и прятали джихадистов, потому что знали их лично либо разделяли их традиционные ценности и взгляды на жизнь. Ситуация складывалась точно так же, как и в период англо-афганских войн – в стране снова не было мирного населения. Все афганцы или воевали, или являлись пособниками тех, кто воюет.

Глава 17

Марионетки и кукловоды

Верблюда спросили: «Почему у тебя шея кривая?» Он ответил: «А что у меня прямое?»

Афганская пословица

Пока в провинциях шли бои, на политическом фронте тоже развернулось нешуточное противостояние. 27 декабря 1979 г. в 20:45 Бабрак Кармаль объявил по радио, что он положил конец «невыносимому насилию и пыткам кровавого аппарата Хафизуллы Амина», свергнув «проходимца». Речь новоиспеченного генсека начиналась с басмалы и транслировалась из узбекского города Термез – по советскую сторону афганской границы. По словам Кармаля, переворот представлял собой продолжение Саурской революции, которая вступила во вторую стадию. Он