Едва над Аквилонией забрезжил рассвет, как на недавней вырубке за промзоной сводный отряд из взвода советских морских пехотинцев и взвода «волчиц» Виктора де Леграна, оцепил палаточный лагерь, предназначенный для спасенных пассажиров с «Сити оф Глазго». Для полного колорита не хватало только надрывного хриплого лая рвущихся с поводков служебных собак. Командовал операцией майор КГБ Лопатин (при помощнике-переводчике Александре Шмидте), а остальные вожди просто присутствовали, на случай возможных перегибов. Собственно, поскольку дети переселенцев, за исключением самых маленьких, проживали в другом месте (вместе с сиротами, порученными попечению леди Фэры), неурочные визитеры действовали достаточно жестко, при неподчинении избегая применять силу только к беременным и кормящим матерям.

Еще глубокой ночью майор пришел в римскую казарму с ментоскопом и хорошенько допросил Патрика Квинна. Мизансцена была еще та: тускло горели лампы-коптилки, майор, спокойный и сосредоточенный как хирург перед операцией, сидел в окружении мрачных легионеров ночного наряда, вооруженных устрашающего вида кинжалами и висящими на плече американскими винтовками. Подследственного усадили на грубо сколоченный табурет, кожаными ремнями привязали его правую руку к столу, и сидящий по другую сторону особист начал допрос.

Результат оказался показательным: религиозное диссидентство хоть и имело место, но его масштабы оказались гораздо меньше заявленных. Главной причиной переполоха оказался сам мистер Квинн - человек весьма амбициозный, но среднего ума. Под прикрытием религиозной особости своих соотечественников он намеревался получить для них автономный статус с минимальным уровнем подчинения властям и законам Аквилонии. Да и в Америку этот человек ехал не с намерением всю жизнь трудиться на стройке или железной дороге, а чтобы, быстро разбогатев, поделаться важным человеком: владельцем фабрики или же небольшой хлопковой плантации. Выше его мечты не взлетали.

А тут русские вожди показались этому молодому человеку людьми чрезвычайно мягкими и даже растяпистыми - не зря же Сергей Петрович произнес ключевую фразу «мы были слишком добры», -так что, оказавшись на должности выборного руководителя общины, этот деятель размечтался об автономии и даже независимости. Мол, шаг за шагом, постепенно и незаметно, он обособит своих людей от этой Аквилонии с ее странными порядками, и тогда они заживут привычной жизнью, в которой есть образованные господа и трудящийся на них простой народ.

То, что эти записные добряки после его слов о непринятии основного догмата местной веры моментально превратились в разъяренных тигров, стало для Патрика Квинна неожиданностью и шоком. И даже совсем молодые девушки смотрели на него такими глазами, будто были готовы убить прямо на месте. А ведь он пока всего лишь сделал заявку на религиозную автономию своей общины, и ничего больше. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы не только обрушить честолюбивые мечты, но и поставить под угрозу само его существование, ибо, как оказалось, несмотря на врожденную русскую доброту, с государственными преступниками тут расправляются без всякой пощады. И вот теперь - этот допрос при помощи дьявольского аппарата, делающего невозможными прямую ложь, увертки и недомолвки. Выпотрошив молодого интригана будто опытная повариха куренка, тот страшный человек забрал свой прибор и ушел, а мистер Квинн, снова оказавшись в клетке, заплакал горькими слезами о своей несчастной судьбе.

И ведь никакого сочувствия к себе со стороны римского караула жертва полицейского произвола так и не дождалась. Легионеры презирали его - во-первых, за то, что он не стал довольствоваться своей долей магистрата, завидной для многих и многих, а возжелал того, что было ему не по чину; во-вторых, за то, что, потерпев поражение, он не встретил неудачу с холодной стойкостью стоика, а раскис будто изнеженная баба. По их понятиям, и в изгнание, и на эшафот надо уходить с гордо поднятой головой.

Тем временем майор Лопатин доложил о результатах допроса старшим вождям, но те не стали отменять уже подготовленную операцию. А зачем? Ведь эту клоаку все равно требуется вычистить самым решительным образом, и более никогда не создавать моноэтнических подразделений из рыхлой массы малознакомых людей. Римский батальон, клан Рохан из Думнонии и команда басков-ак-витанов находились под полным контролем своих руководителей, лояльных новому государству -старшего центуриона Гая Юния, госпожи Гвендаллион и княгини Сагари, а вот пассажиры «Сити оф Глазго» на скорую руку выбрали себе в лидеры случайного человека, отчего получилось то, что получилось.

Как только вселенский плач и вой, вызванный неожиданной и жесткой побудкой, немного поутих, Александр Шмидт, уже известный шотландско-ирландской народной массе, громко выкрикнул:

- Слушайте все, и не говорите, что не слышали! Нам стало известно, что некоторые из вас, причем значительная часть, не собираются выполнять свое обещание жить по нашим обычаям и законам, веровать в то, во что веруем мы, а также разделять цели и задачи нашего государства. Вы все знаете, что сказано по этому поводу в Библии: «Царство, разделившееся внутри себя, не устоит» -и для местных диких условий эта истина так же верна, как и в библейские времена. Тот, кто думает, что в четырехсотом веке до Рождества Христова можно жить той же жизнью и верить в те же истины, что и в девятнадцатом веке христианской эры, не просто заблуждающиеся люди, которых следует просвещать. Нет! После того как попытка просвещения была с негодованием отвергнута, для нас они государственные преступники, которых по закону следует изгнать голыми и босыми туда, где еще не ступала даже нога первобытного человека, и забыть о них навсегда, как об умерших!

После этого заявления снова раздались вой и плач, как по нежданному покойнику. Люди оплакивали самих себя, ведь, когда все у них стало налаживаться, над головами вдруг дамокловым мечом нависла угроза изгнания.

- Тихо! - крикнул Александр Шмидт. - Сейчас вы, начиная с беременных женщин и кормящих матерей, будете по одному подходить к господину Лопатину и разговаривать с ним через прибор, позволяющий общаться прямо из ума в ум. Лгать и увиливать при разговоре таким способом уже не получится. Тех из вас, кто сможет подтвердить свои обещания, данные у места крушения вашего парохода, будут направлены направо и продолжат прежнюю жизнь в качестве кандидатов на гражданство. Только собственной общины у них уже не будет никогда. Всех распределят среди русских коллективов, члены которых будут следить за их поведением и убеждениями. Тех, кто пребывает в убеждении о наличии для них какого-то особенного, собственного пути, но будут сочтены исправимыми, направят налево. Их будет ждать Путь Искупления, тяжелый труд,