Как же она хвалила себя за тот первый поцелуй. Благодаря этому всепоглощающему вниманию и нежности Виктора, она почти и не вспоминала о Куроки. Лишь когда приходили короткие письма из Упонии, что-то светлое и немного грустное всколыхало у нее ненадолго в груди и исчезало, покорившись объятьям близкого и ставшим почти родным Виктора.

Она с улыбкой вспоминала, как сжигала в камине написанные любовные письма и благодарила свой разум, а может и страх, за то, что так и не отправила ни одно из них. Конечно же, ей не хватало Куроки, его усмешки и разговора, больше похожего на спираль. Но в ее жизни появилось огромное множество других людей и дел, что она осознала, как он мог так спокойно обходиться без нее. А еще у него был Такэо – богатство, о котором Анна уже начала молиться, ежедневно приходя в дворцовую церковь. А ведь до двадцати она была ярой атеисткой, но, увы, природа решила, что княжне нужно почаще посещать врачей и церковь. Она все еще чувствовала ту пустоту внизу живота и страстное желание украсть первого попавшегося ребенка, и прекратить мучить свое тело таблетками и уколами.

Сакура же не задумывалась о детях – она лишь хотела вырваться из клетки правил Дворца. Но зачем ей это? Ее брат считал, что это все юношеский максимализм и судорожно вздыхал, видя очередные пикантные фото сестры в желтой прессе. Лично он бы посадил свою дочь в тюрьму за такой бессмысленный позор семьи – в особенности в виду очередного романа Сакуры. Даже Анна, в свое время, постоянно выходившая в свет каждый раз с новым кавалером, умудрялась следить за приличиями. А тут…

Куроки с отвращением на лице закрыл газету: последний день февраля не принес ничего хорошего.

– Думаешь, это правда? – к нему подошла Сора, державшая в руках годовалого Такэо. Пока что сын его лишь только радовал и заполнял жизнь смыслом.

– Я не знаю, – пожал плечами принц и вновь взглянул на фото своей сестрицы, расположенной на первой полосе. – Надеюсь, это просто ее глупая шутка. Но она даже Анне ничего не говорила о своем…

– Показном лесбиянстве? – горько усмехнулась девушка и чуть подкинула сына, что своими ручками играл с ее волосами. – Эта девушка слишком на нее плохо влияет. Смотри, Сакура отказалась приехать на Рождество в Грепиль. Она же влюблена в княжество.

– Может они с Анной тогда были в соре?

– Уверена, княжна бы тебе написала, – Сора и сама не могла поверить, что так легко может отправить бестолковую золовку к «той другой» и так же легко говорить о плюсах общения Сакуры с княжной Грепиль.

– Ваше Высочество! – в комнату залетел камердинер Куроки с перепуганным выражением лица, забыв обо всех правилах приличия. – На ваших родителей было совершено покушение.

Уже давно не случалось таких внезапных приступов головной боли. Врачи предполагали, что это из – за стрессов и нервов, но ведь в Гилеве она не особо нервничала и переживала, а приступы были. Да, сейчас она согласна: целый день следить за новостями в надежде, что родители Куроки выкарабкаются, и без возможности помочь им. Невыносимо. Ей хотелось утешить упонского принца, обнять его в том больничном коридоре, сказать, что все будет хорошо и самой поверить в это. Она пыталась поставить себя на место Куроки, но даже смоделировать не могла тот мир, в котором она может потерять брата или мать. Как это потерять тех, кто был с тобой всю жизнь?

Шторы в комнате были зашторены, а телевизор, включенный вторые сутки, работал на беззвучном режиме. Виктор уже был на работе и не тревожил ее, прекрасно понимая ее как физическое, так и эмоциональное состояние. Анна с головной болью часто была на взводе, а ему не хотелось ругаться и выслушивать гневные беспочвенные обвинения и упреки. Для этого были уши Хезер, она же получала зарплату.

– Обед, – в комнату зашла вышеупомянутая, держа в руках поднос. С каждым годом она становилась все раскованнее с княжной, временами перенося на нее образ дочери и уже без всякой границы поучая ее.

– Как я понимаю, завтрака не будет, – хмыкнула Анна, поудобнее усаживаясь в постели.

– Если бы кое – кто проснулся бы раньше, был бы завтрак, – парировала Хезер, устанавливая перед ней поднос с едой. Ей правда было жаль княжну, в такие дни, но ей уже было не пятнадцать и она должна была себя контролировать свое настроение.

– Прости, – успокоилась девушка и потянулась к тарелочке с густым супом – пюре, что так любила. – Что нового?

– Звонил ваш брат, княгиня Мария, вместе с князем, отправились на процедуры. У них было приподнятое настроение. Месье Руже по расписанию отправился в парламент. Просил передать, что вы сегодня ужинаете с членами комитета по этике.

– А нельзя их всех усыпить и чтобы они сами не пришли на ужин? – Анна доела суп и потянулась за твороженной запеканкой, что просто обожал Альберт и всей душой ненавидел Руже.

– Думаю, если начать сейчас, то к вечеру вам станет намного легче. Для начала стоит выключить телевизор и принять душ, – Хезер увидела обеспокоенное лицо княжны. – За ситуацией уже давно следят, все знают о дружбе наследников Грепиль с наследниками Упонии.

– Спасибо, – Анна вернула ей поднос и, повернувшись, опустила ноги на пол. От резкого движения голова болела еще больше. Сейчас она примет первое лекарство, снова перекусит, уложит волосы с Хезер, нанесет натуральный тон на лицо. Снова выпьет выписанное лекарство и поедет на работу к Виктору, откуда они уже отправятся на ужин. Вот такая она ее расписанная по минутам идеальная жизнь, где боль – лишь головная. Как же ей повезло.

– Здравствуй.

– Здравствуй, – его голос хмурый, словно из его тела вся жизнь исчезла.

– Хочешь, я завтра прилечу? Заскочу в самолет и через несколько часов буду у тебя, – затараторила она, словно боясь потерять эту тонкую нить.

– Не стоит, – Куроки замолчал и переложил трубку к другому уху. – Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.

– Но я хочу помочь.

– Знаю, но вокруг и так слишком много людей и каждый из них норовит что-то сказать, наставить на путь истинный, дать совет. Мне кажется, я скоро взорвусь. Я устал.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– После похорон и до моей коронации присмотри за Сакурой. Пусть она поживет у тебя. Я боюсь, как