Шрифт:
Закладка:
Они сидели в креслах друг напротив друга, укутанные в пледы и наблюдали за волнами, что играли с ночью.
– Я хочу троих детей, – внезапно произнесла княжна и резко взяв бокал с апельсиновым соком, опустошила его.
– Хоть четверых, – улыбнулся Виктор и взял ее за руку. – Пятерых, двоих, одного, шестерых. Сколько ты захочешь. Только давай договоримся, что ты не будешь рисковать своим здоровьем.
– Почему?
– Для начала я не хочу остаться и без ребенка и без любимой жены, а во – вторых, ты всегда должна становить на первое место жителей княжества. Если тебя не станет, кто будет руководить им? Альберт? Сейчас ему не по силам, управление Грепиль. Саше?
– Убедил, – вздохнула Анна и, наклонившись, поцеловала его в щеку. Невероятный мужчина, сошедший со страниц романа Джейн Остин, которого она не достойна, хотя он так не считает. Она хотела для Руже идеальной жизни, жены, что любит его всем своим сердцем, спокойный уютный дом, и кучу темноволосых ребятишек, вечно снующих повсюду, галдящих гоняющихся по заднему двору с собакой.
Виктор будет отличным отцом: внимательным и любящим. Его любви хватит для всех сполна. Даже на Хезер.
Холодная мысль проползла змеей в ее разум. Виктор хотел детей, Куроки – ребенка. Стал бы он так же поддерживать ее или они бы отдалились после первой попытки? А что если бы она захотела еще одного? Или родила бы девочку? Девочку, что не сможет унаследовать трон. Куроки бы точно захотел второго ребенка. А вдруг и та была бы девочкой? И третья и что тогда? Куроки не Виктор. Куроки нужен трон, как воздух. Только трон освободит его от детских комплексов, заложенных родителями.
Они не смогли бы быть друг с другом, пора бы это уже принять и перестать так мелодраматично грезить об альтернативной реальности, когда рядом с тобой твое совершенство.
Какое же ты слабое человеческое сердце.
Глава 14
Удивительно как февральский снег может преобразить даже такой мегаполис как Акира. Пока еще солнце полностью не взошло и миллионы людей не проснулись – город с хрустальной безмолвностью лежал, словно на ладони перед его глазами.
Его царство: такое древнее и прекрасное, повергающее в благоговение, но увы, как бы он не старался, нынешняя история страны не писалась с чистого листа. Куроки каждый новый день своего правления сталкивался с пережитками прошлого и ошибками своего отца и его предшественников. Они-то ушли, а он сейчас в ответе за свою родину.
– Четыре утра, а тебе не спиться? – в комнату, что была освещена лишь светом из окон во всю стену, вошла Сора. Немного сонная, с накинутой на плечо шалью, ведь по утрам во дворце прохладно, но все такая я же прекрасная и правильная. Он всегда гнал от себя мысль, что в их брачном союзе лишь она достойна управлять Упонией. Во внешности и характере Куроки слишком много было от матери – кореянки, а Сакура вообще переплюнула обоих. Они с сестрой были словно белые вороны среди своего многочисленного клана, да даже населения дворца.
– Я просто все еще думаю над тем выступлением экономиста Ясуда, – Куроки обнял подошедшую жену. Он старался говорить ей только правду, потому что боялся остаться один на один с этим миром. Может просто смирился с мыслью, что именно с этой женщиной он должен пройти весь свой жизненный путь.
А может в июле прошлого года после одного лишь слова он осознал, что назад уже пути нет. Куроки продолжал писать письма Анне, но все чаще в них начали появляться Сора и Такэо и уходить куда-то юношеская страсть и задор. Оставались лишь прямолинейные «с любовью» и «все будет хорошо», но это были лишь некие константы в их жизни, простая истина: чем старше они становились, тем крепче становилась их любовь. Простое осознание теплоты и нежности, без прошлых порывов и учащенного сердцебиения.
Куроки уже не мог поверить, что всего три года назад, чуть не сорвался и не поехал к Анне. Просто ради того чтобы обнять, услышать вживую ее голос, рассмеяться в ответ. Разве это не безумие? Это влюбленность. И теперь эта былая влюбленность сидела в уголке его памяти, такая же двадцатилетняя и читала книгу, отдавая всю сцену Соре. И это было правильно.
– Если я скажу, что все будет хорошо, ты мне поверишь? – его жена прижалась щекой к его плечу.
– Я постараюсь, – Куроки поцеловал ее в черноволосую макушку. – Но мы не минем кризиса.
– Ты боишься, что люди снова будут недовольны? – ее темные, чуть миндалевидные глаза, выдавали тревоге.
– Я боюсь, что нам придется затянуть пояса потуже и на время прекратить гуманитарные поставки в Африку.
– Но мы обещали…
– Это один из пунктов выхода, – покачал головой юный император. – Если нам предстоит выбрать между голодающими Африки и упонцами, ты знаешь, кого я выберу. И для меня это будет единственно верный выбор.
– Но свою сентябрьскую поездку с Красным Крестом я не отменю, – с нажимом произнесла Сора. Это была ее отличительная черта – она ненавидела не сдерживать обещания, доводя себя до нервозности если такое случалось. – Это будет хоть какое-то оправдание.
– Чему? – удивился Куроки.-тому, что правительство в кои-то веки решило действовать во благо своей страны?
– Анна бы этого не одобрила, – неожиданно произнесла она, чуть отдалившись от мужа.
– Ты уверена? – снисходительно улыбнулся тот. – Милая, она пусть и заниматься благотворительностью на всех континентах, но мораторий на смертную казнь в своем княжестве именно она сняла.
– Ты словно гордишься ей.
– Как и тобой, – Куроки отвернулся в сторону огромного окна, за которым уже начал просыпаться город. Он непроизвольно вспомнил недавнее фото Анны: она сидит с все еще больным Альбертом и теребит серебряный кулон на браслете в форме изгибающейся спирали, на которой еле заметно, для тех, кто знает, где искать, выгранена фраза из какого-то роскранского стихотворения, что Анна переводила ему в одном из писем. Он же запомнил из него лишь, что за некой чертой его ждут те, которых он любил. Странное, грустное стихотворение, но княжна была настолько им очарованна, что он просто не мог не заказать для нее такой кулон – единственный в мире, как и его хозяйка. Жаль он не понял стихотворения.
– Говорят Гейл пишет новую
