Шрифт:
Закладка:
И всё же у меня кое-что получилось. Я успел посадить корни взаимного обмена, и через полторы тысячи лет всех объединяла общая история империи. И, например, письмена, разработанные народом Эфлены, стали основой для письменности остальных народов, в том числе варгийского.
Нет, у других тоже были письмена. Но эфленцы достигли в них наивысшего развития. И сейчас это позволяло мне хотя бы частично использовать «Глас богов».
Однако я отвлёкся.
«Ветер, вода, огонь, воздух, молнии в грозу, сама гроза, земля под ногами, мы сами — всё есть единое целое».
Вдруг я почувствовал нечто.
Духовные потоки, пронизывающие всё вокруг и меня самого обретали куда большую осязаемость. Я не просто чувствовал — слышал их. Мог ощутить холод и жар, тяжесть, скорость…
Очень странное чувство. Великолепное чувство.
Духовные потоки отличались между собой. У них были разные цвета, разные узоры они рисовали своими движениями, разная энергия исходила от них.
Вот светлый, белесый поток закружился, неся за собой свежесть и прохладу ветра.
Вот красный обдал жаром и вспыхнул, заставив поморщиться.
Голубоватый исходил влажностью, а затем вдруг застыл, обратившись льдом.
Потоки духовной силы разделялись на природные стихии, и будто шальные дети носились повсюду, игрались, ссорились, сталкивались и расходились.
«Каждый камешек, букашка, ваши пращуры и ваши потомки когда-то вышли из одного Начала. И тот окажется более могущественным духовным воином, кто ближе остальных познает это Единство».
Вдруг Источник засветился. Образованная десятая ступень слилась с девятью предыдущими, и все они закрылись духовной силой, укрепляя основу.
Мощные всплески энергии волнами прошлись по всему телу, расширяя духовные сосуды. Меня обдавало то жаром, то холодом. Духовные потоки в какой-то момент будто почуяли, что я их вижу, и облепили меня со всех сторон, весело и любопытно изучая.
Энергия струилась по сосудам, и духовным и обычным. Сила наполняла всё тело, и даже дыхание, казалось, пылало могуществом.
Хотелось вскочить с места, закричать от всплеска радости, пробежать вокруг всего мира, побороть сами горы, взлететь выше птиц. Невероятное чувство превосходства и единения с самими стихиями возносило меня до небес!
Но приходилось сдерживаться и сдерживать бушующую силу внутри, оставаться неподвижным. Источник только-только сформировался и был хрупким. Рубцы, оставленные после вселения души в это тело, снова давали о себе знать и шрамами скрипели от натуги.
От них начали расползаться новые витки. Это причиняло боль, отдающуюся даже не по телу, а по сознанию.
Я начал беспокоиться. Неужели старая рана будет мешать дальнейшему развитию?
Но шрамы остановились, образовав неровную сетку. Словно расползшиеся корни, они застыли на Источнике и успокоились. Наконец-то удалось вздохнуть с облегчением и продолжить усвоение новой силы.
Источник теперь не просто обрёл форму, как это случилось при переходе на стадию Отрока, но окрасился в цвета. Среди прочих духовных потоков больше всех вокруг меня собрались красные и прозрачно-белесые. Нутром я понял, что это стихии огня и ветра. Источник тоже начал окрашиваться, приобретая алые оттенки пламени, перемежающиеся с ветром, одновременно несущим это пламя, контролирующим и усиливающим.
Но вдруг в Источник ворвались серебряные мерцающие духовные потоки. Они разрядом ударили по своим собратьям-стихиям и принялись яростно отвоёвывать место. Завязалась борьба. Серебро теснило другие стихии, и я понял, что это были молнии.
Они так яростно желали первыми войти в мой Источник, что едва не сбросили огонь и ветер. Едва не возглавили мою духовную силу, сбросив меня с пьедестала!
Но нет. Первым в своём собственном Источнике буду я!
Усилием воли я заставил все стихии успокоиться и соединиться, образовав неравный баланс между собой. Молния всё же возглавила позиции, заняв половину Источника, но лишь среди остальных стихий. Она полностью подчинялась мне. А огонь и ветер делили вторую половину, сумев подружиться друг с другом.
И наконец-то формирование было завершено.
Я открыл глаза и тяжело, глубоко вздохнул.
Из окна бил свет, заставляя щуриться. Всё тело покрывал пот, будто меня только что отпустила лихорадка. Сила сменилась слабостью, дикой жаждой и грызущим брюхо голодом.
— Ох, ты ж… — прохрипел я.
В горле пересохло. Даже язык двигался тяжело. Я взглянул на пустые склянки из-под отваров и удивился, куда пропала вся заключённая в них сила.
Конечности затекли, онемели. Сколько времени я провёл в таком положении?
С трудом повернув голову, посмотрел на Алексея. Он всё ещё продолжал прорываться через границу, но уже выглядел, как обтянутый кожей скелет. Казалось, стихия огня высушила его своим жаром.
Посмотрел на кисти рук и понял, что наверняка выгляжу так же.
Тут сквозь звон в ушах донеслось странное гортанное бормотание. Точнее, напев. Это был Батур.
Кхазарин использовал не наши практики, а свои методы. Но, судя по всему, они приносили пользу, потому что даже со стороны я чувствовал, как вокруг него кружатся духовные потоки ветра.
Батур напевал что-то неразборчивое слабым тихим голосом, отдающим хрипотой. Если он всё это время не утихал, представляю, каково ему будет очнуться. Надо бы поставить кувшин с водой неподалёку.
Или целую бочку.
Хотя не уверен, что он не в сознании. Глаза Батура были открыты и периодически моргали. А ещё он шевелился. Тоже вяло и слабо, но в такт напевам.
Наверное, кхазарские практики включали в себя взывание к духам предков. Если это поможет, я не против.
Мне с трудом удалось встать. Ноги и руки будто закололи тысячи тысяч мелких иголок, пришлось переждать это, чтобы не нашуметь, рухнув мордой в пол. А затем я вышел в коридор.
Тут же направился в трапезную, кинулся к трактирщику, расталкивая по пути всех остальных, и потребовал воды хриплым натужным басом.
Те, кто сначала хотел мне что-то предъявить, с пониманием и даже сочувствием отказались от своих планов.
Кувшин воды либо оказался дырявым, либо всё содержимое впиталось в язык, не попав в горло. Поэтому хлопнул опустевшей тарой по столешнице и схватил вторую. Трактирщик — молодец. Быстро понял, что она понадобится и не стал дожидаться заказа.
Утолив жажду, я с диким от голода взглядом потребовал еды.
А потом набивал живот всем, чем только можно. Холодным, горячим, свежим и вчерашним, острым и пресным. Вкуса я почти не чувствовал и проглатывал всё сразу, не распробовав.
— Лют! — раздался удивлённый
