В течение первых двух третей своего правления, с 1520-х по 1540-е гг., Сулейман I вел двойную религиозную борьбу с Сефевидами на востоке и с Габсбургами на западе. Он утверждал, что обладал святостью и правил по божественному повелению, объединяя светскую и духовную власть, чтобы установить справедливость и процветание на последнем этапе истории.

Согласно эсхатологическому пророчеству, написанному в поэтической форме для использования в качестве публичного обращения, Сулейман I был человеком, чья божественность превосходила даже божественность суфийского шейха Ибн Араби[386]. Предположительно, он был средоточием святой власти, мессианским правителем, непобедимым героем, обновителем религии, искупителем, святым полюсом мира. вселенной и вселенским правителем, диктовавшим единую мировую религию[387].

Подобные мессианские термины также использовались для описания Сулеймана I его великими визирями Ибрагим-пашой (1523–1536) и Лютфи-пашой (1539–1541). Аналогичные утверждения имеются в работах суфийских лидеров, связанных с Сулейманом I и принадлежавших к ордену, который видел Бога в человеке и верил в существование полюсов Вселенной. Шейх Пир Али Алаэддин Аксараи (ум. 1528) встретился с Сулейманом I и объявил его искупителем. Сейид Локман, иранский туркмен и официальный придворный историк, называл Сулеймана I одним из «совершенных людей»[388].

Во дворце мистики занимались апокалиптическими предсказаниями. Двор Сулеймана I увлекался астрологией, магией, толкованием снов и пророчествами, как древними, так и новыми[389]. Самое популярное пророчество было написано на основе трудов Ибн Араби суфием, который наставлял шейха Бедреддина и имел тесные отношения с Мурадом II[390]. Оно распространялось при дворе, в том числе в версиях карманного размера, в начале XVI в. Предсказывая, что скоро наступит конец света и что последний универсальный правитель восстанет в десятом веке ислама из османской династии, подразумевалось, что объектом пророчества был не кто иной, как Сулейман I. В течение трех десятилетий султан нанимал геоманта, который бежал от двора Сефевидов после смерти шаха Исмаила I[391]. Называя Сулеймана I последним завоевателем мира, повелителем эпохи и полюсом из полюсов, он утверждал, что через него говорил Бог. Он провозгласил, что невидимая армия ангелов, пророков и святых сопровождала Сулеймана I в битве[392]. Автор истории правления Сулеймана I около 1530 г. утверждал, что армию святых действительно видели в битве при Мохаче[393].

Действуя точно в том же имперском и религиозном ключе, что и Сулейман I, Карл V, недавно коронованный в Болонье папой Климентом VII как император Священной Римской Империи, был встречен криками «цезарь», унаследовал Испанию, Италию, Австрию, Нидерланды, Сицилию и Германию и победил Францию. Он утверждал, что является преемником Юлия Цезаря и Августа – императора и мирового правителя, возродившего древний Рим, который он разграбил. Смог бы Карл V воссоединить христианский мир и стать новым Карлом Великим?

Движимый убежденностью в том, что он был законным наследником римского правления и библейского откровения, Сулейман I, чтобы противостоять этому сопернику, надел удивительный золотой шлем с четырьмя коронами, представляющий собой сочетание европейских христианских императорских и папских регалий, символизирующих четыре библейских царства, предсказанных пророком Даниилом. Увенчанный плюмажем шлем с короной был создан венецианскими мастерами в 1532 г., что является еще одним примером глобального Ренессанса[394]. Поразительное произведение искусства – шлем, полученный великим визирем Ибрагимом-пашой для своего султана, был украшен 50 бриллиантами, 49 жемчужинами, 47 рубинами, 27 изумрудами и крупной бирюзой[395]. Хотя подобный предмет был чужд исламским шахским обычаям, шлем являлся частью набора церемониальных предметов, включая скипетр и золотой трон, предназначенных для использования мусульманским монархом[396].

Точно так же, как Карл V всего тремя годами ранее надел подобную корону в Вене, Сулейман I надевал или демонстрировал шлем с короной во время своего марша через Белград по пути в Вену, проходя под классическими триумфальными арками в римском стиле. Подражая церемониальному политическому языку Карла V после его коронации, Сулейман I в своем императорском шлеме ехал на лошади, богато украшенной драгоценными камнями, под парчовым балдахином с флагами, расшитыми драгоценными камнями. Встречая послов Габсбургов в своем шатре, он восседал на золотом троне и демонстрировал шлем, который послы приняли за императорскую корону[397]. Новость о сенсационной короне распространилась по Западной Европе не только через сообщения послов, но и в брошюрах, народных песнях и гравюрах. Казалось, было два цезаря.

Пытаясь завоевать Вену с помощью шлема с коронами, который также включал папскую тиару, Сулейман I планировал напасть на Италию и Австрию по суше и морю, чтобы завоевать Рим и претендовать на титул императора Священной Римской Империи. Увенчанный короной шлем, с плюмажем, какие, по представлениям мусульман, носили древние монархи, также назывался короной Александра Македонского[398]. Украшенное драгоценными камнями зеркало, которое прилагалось к нему, считалось зеркалом древнего правителя, отражавшим весь мир, доказательством его вселенского суверенитета. Некоторые в Западной Европе казались убеждены в правоте султана. Француз Жан Боден, один из крупнейших политических теоретиков XVI в., высмеял универсальные притязания Габсбургов. По его мнению, османы имели больше прав на римское наследство, потому что управляли большим количеством римских территорий: «Если где-либо в мире есть величие империи и истинной монархии, оно должно исходить от султана», потому что «ему принадлежат богатейшие районы Азии, Африки и Европы, и он правит далеко за пределами всего Средиземноморья и всех его островов, за исключением нескольких. Более того, по вооруженным силам и мощи он таков, что ему одному равны почти все принцы»[399].

Вклад в Реформацию в Центральной Европе

В рамках войны против католических Габсбургов Сулейман I встал на сторону их внутренних врагов, что было встречено восторгом с их стороны. Протестанты утверждали, что лучше бы ими правили мусульмане, чем католики и предпочли султана папе римскому[400].

Османская угроза Габсбургам способствовала успеху протестантской Реформации, подъему и утверждению протестантизма в Европе.

Сторонники новых церквей смогли использовать страх перед могущественной Османской империей в качестве разменной монеты в обмен на предоставление уступок европейскими католическими державами. Мартин Лютер объявил османов орудием божественного наказания церкви, «бичом Божьим»[401].

Как и Эразм до него, он выступал против войн с врагом-мусульманином в пользу реформирования христианской веры и практики. Его знаменитые 95 тезисов (1517) включали протест против предоставления церковных индульгенций для финансирования войн против османов. Снова и снова, с 1520-х по 1540-е гг., когда османы угрожали территории Священной Римской империи, протестанты оказывали политическое