Я огляделся и судорожно вздохнул. Твою ж… Вот угораздило меня прыгнуть за ней в воду! О чем я только думал в это время?

— Эй, а как мы согреемся? — В ее голосе слышались нотки паники.

— Хороший вопрос! Что-то я забыл захватить с собой розжиг для костра, когда прыгал в холодную воду.

Вокруг нас была непроглядная чаща. Если честно, я где-то разделял панику проклятой Нины. Интересно, скоро за нами приедут из Нортенвиля? Взгляд упал на бушующие волны. Навряд ли. Такую стихию просто невозможно преодолеть на лодках. Наверное, они отправятся пешком по берегу, попытаются обогнуть озеро или дождутся, когда непогода пройдет.

Вот только нам от этого не легче.

Рука девчонки в моей дрожала. Похоже, скоро она хлопнется в обморок. Надо что-то придумать здесь и сейчас.

Я дернул ее за руку и пошел вперед в чащу леса, по пути ломая ветви деревьев.

— Ч-что т-ты делаешь? — Она озадаченно на меня уставилась.

— Помогай, Нина, если не хочешь замерзнуть до смерти.

Глаза девчонки округлились от ужаса, но надо отдать должное лишних вопросов она не задавала. Молча принялась отрывать ветки с толстого дуба.

Толку от нее было мало, ну уж пусть лучше занимается делом, чем стоять и мерзнуть. А то и правда, задрогнет до смерти. И почему, кстати говоря, это меня волнует? Почему в последнее время я совершил глупостей больше, чем за всю свою прошлую жизнь?

Глава 18

— Хрусть, — ветка дерева сломалась пополам, затем другая. Я работал, не покладая рук, проклиная себя за беспечность. Рвал проклятые ветви, пытаясь выместить на них свою злость, и, наконец, мне стало теплее.

Окинув взглядом ворох ветвей на продрогшей земле, я кивнул и начал их соединять. Оторвал кусок от промокшего насквозь свитера и связал самые толстые ветви по краям, затем перешел к тем что по тоньше.

Похоже, девчонка догадалась о том, что я задумал, и оторвала кусок промокшей белой кофты. Перед глазами мелькнула полоска ее кожи, я отвернулся.

Наконец на остывшей земле вырос шалаш. Я повесил свою куртку сверху, чтобы сквозь ветви не проник промозглый ветер.

Затем небрежно сказал Нине

— Раздевайся и залезай внутрь.

Ее глаза снова удивленно округлились.

— Раздеваться? Хорошо, — она стянула куртку, с которой капала вода, затем промокшие ботинки.

Дальше я смотреть не стал, залез в шалаш, скинув промокшую футболку. В джинсах было холодно, пришлось их тоже снять. Если честно мне стало все равно. Этот проклятый холод убьет меня, если буду думать о манерах. К черту.

Сзади раздался шорох. Нина залезла и неожиданно прижалась ко мне. Зубы ее стучали.

— Все равно, — прошептала она, — вернемся в Нортенвиль и все забудем, хорошо?

— Да.

Вместе с ней в нашем пристанище оказался и запах осеннего дождя. Мы сидели, прижавшись друг к другу. И тут я вспомнил о зажигалке в кармане джинсов. Достал ее и замер, не дыша. Нажал на колесико два раза — бесполезно.

Нина выхватила зажигалку из рук и принялась на нее дуть.

— Н-надо ее осушить.

Я фыркнул. Наверное, это выглядело глупо, но мы так и сидели вдвоем, тяжело дыша на зажигалку.

Незаметно моя рука оказалась на спине Нины, но она была не против. Так ведь теплее, правда?

Я без особых надежд нажал на колесико еще раз, и зажигалка внезапно вспыхнула красным.

Нина радостно захлопала в ладоши, глядя на спасительный огонь.

Ветви деревьев, валявшиеся рядом с нами, пошли в дело, и вскоре перед шалашом горел слабый костер. А мы сидели, прижавшись друг к другу, стараясь не думать, что это неприлично.

Я чувствовал ее дыхание на щеке, более спокойное, чем раньше. Снаружи бушевала стихия, а сердце у меня билось невпопад, и мысли были почти обнаженные, как мы, только в них совсем не было холода, скорее наоборот. Внутри бушевала стихия из адских огней.

И этот проклятый запах от ее волос. Такой знакомый и почти забытый. Я вдохнул носом воздух и попытался думать о чем-нибудь другом.

Мы сидели в нашем сомнительном убежище, а снаружи свирепствовал шторм. Я слышала завывания ветра и все еще дрожала. Озябшее тело не могло согреться: слишком много холодной воды и ледяного ветра, оно словно впитало в себя окружавшее нас ненастье.

Руки Майкла были теплыми, это радовало и немного пугало.

Белье медленно сохло на мне, слишком медленно.

Я уткнулась в его плечо, и стало ощутимо теплее. Интересно, если возьму Майкла за руку, мы снова увидим те странные галлюцинации и натворим глупостей? Ну уж нет, не теряй разума, Нина. Так бы сказал сейчас брат. И все же один вопрос не давал мне покоя:

— Ты…Зачем ты прыгнул в воду? Это ведь глупо.

Он усмехнулся:

— Как будто ты сама не знаешь, зачем. Наверное, я боялся, что ты утонешь. Слабая девчонка в холодной воде, да еще и плаваешь отвратительно.

Этот ответ ввел в меня в ступор. Он ломал все мои представления о несносном и бездушном Майкле. Прямо сейчас образ самодовольного парня с надменной улыбкой разбивался на части. Майкл со своими дорогущими шмотками, Майкл, больно схвативший меня за руку рядом с кафе «Розовый закат»…Гордый и высокомерный, он отличался от человека, сидящего рядом, как небо от земли.

Этот Майкл повесил свою драгоценную куртку сверху шалаша, чтобы нам было теплее, разжег огонь и спас мне жизнь.

— Спасибо, — тихо сказала я.

Внезапно он поднял руку и прикоснулся ладонью к моей щеке.

— И это все, что ты можешь сказать?

Он немного помолчал, а я тихо сидела, не в силах пошевелиться и абсолютно не представляя, как вести себя дальше.

— Кто ты такая, Нина Райн?

Он опустил руку вниз к моей шее, затем провел пальцем по ключице:

— Знаешь, с тех пор, как ты появилась в Нортенвиле, мне нет покоя. Ты преследуешь меня днем и ночью, в снах, — он наклонился к моему уху, и я увидела в его глазах шторм похлеще того, что бушевал снаружи, — а еще пахнешь дождем и осенью. Кто ты такая?

— Я…

Его губы коснулись моих, не дав продолжить. Это было удивительно и странно, еще более странно, чем тогда на балконе. На этот раз мы не были незнакомцами из другой реальности. Мы были сами собой.

В голове мелькнула запоздалая мысль: «Наверное, надо отодвинуться». Только куда и зачем?

Мне стало жарко, словно внутри разгоралось пламя. И не осталось ничего, кроме нас двоих, наших рук,