– Одеяла нашел, а подушки… А, вот они, тоже внизу лежат.

– Отлично, хоть переночуем нормально. Их только выбить надо, но это потом – сначала дом немного отмоем.

Маша сбилась со счета, сколько совков пыли и мусора она вынесла во двор. Ваня работал медленно, но аккуратно, не ленился лишний раз помыть тряпку, чтобы не размазывать грязь. Покончив со столом, скамейками и полками, он взялся за окна. Маша же принялась разбирать посуду на этажерках. Выбрав самые приличные тарелки, чашки и приборы, она помыла их, протерла водкой и поставила на стол. Затем вытрясла подушки и одеяла, выгребла из печи остатки золы. Ваня собрал хворост и нарубил отцовским топором сухих веток.

Спускались поздние июньские сумерки, похолодало. Ребята закрыли дом и затопили печь. Постепенно комната наполнилась мягким теплом, напоминавшим о детстве.

– Ну что, кажется, можно жить, – сказала, глядя на огонь, уставшая, но довольная Маша. – Есть еще, конечно, что улучшить, но это уже завтра. Ты голодный?

Маша обернулась к брату. Ваня клевал носом на широкой скамье у стены. Маша улыбнулась, тихо встала, постелила покрывало возле брата, аккуратно сняла с него ботинки и джинсы, уложила на бок. Затем подсунула под голову подушку и накрыла самодельным лоскутным одеялом. Ваня пробормотал что-то невнятное, но не проснулся.

Несмотря на усталость, спать Маше не хотелось. Она зажгла свечу, сделала себе бутерброд со сгущенкой и взяла с полки папку с этюдами. Маша моментально узнала рисунки родителей, даже самые схематичные; можно было легко понять, какой фрагмент принадлежит маминой кисти, а какой – папиной. От нахлынувших воспоминаний у девушки навернулись слезы. Маша бережно, как бесценные реликвии, брала этюды и рассматривала их в тусклом свете свечи.

Большинство сюжетов было хорошо ей знакомо: родители со студенческих времен специализировались на иллюстрациях к сказкам. Вначале так зарабатывали, чтобы заниматься тем, что они называли «настоящим искусством», однако постепенно втянулись и стали писать только фольклорные сюжеты. Для этого они когда-то и построили дачу. Папа говорил, что им нигде так хорошо не работалось, как здесь, в окружении дикой природы. За лето они успевали проиллюстрировать десять-пятнадцать книг.

Иногда работали порознь, но чаще вместе, деля заказ на равные части. У папы лучше получались животные, а мама хорошо рисовала лица. Особенно ей удавались глаза. «Царевна-лягушка», «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Огниво», «Кот в сапогах» – Маша в детстве до дыр зачитывала сказки с родительскими рисунками. Впрочем, помимо иллюстраций к любимым книгам, попадались наброски, которые она идентифицировать не могла. Рисунки были преимущественно папины и напоминали какой-то наивный комикс – говорящие медведи, волки, лисы.

«Интересно, что это за сказки такие?» – удивленно подумала Маша.

Свеча догорела до половины. Маша посмотрела на часы: почти полночь. Она аккуратно сложила этюды в папку, постелила себе на печи и задула свечу. В темноте разделась до футболки, нырнула под одеяло и задернула шторку.

Маша надеялась, что усталость поможет ей быстро заснуть, но она ворочалась с боку на бок, раскрывалась и, наоборот, укутывалась поплотнее – сон не шел. Перед глазами вновь и вновь вставали двери морга, окровавленные тела, которые казались совсем чужими, так что она даже не хотела их признавать. Маша вспоминала недавнюю жизнь с родителями, которая теперь казалось идеальной, и тихо плакала.

«Почему они почти перестали ездить на дачу после нашего рождения? – думала она. – Мы здесь могли все скрыться. Или попросили бы дядю Васю помочь, или обратились бы в полицию в Москве. Словом, придумали бы что-нибудь! Если бы я только могла открутить все обратно, хотя бы на день, я обязательно нашла бы выход!»

Постепенно поток мыслей и переживаний становился все более путаным, Маша начала впадать в забытье. Уже на краю сознания она услышала звуки, отличавшиеся от скрипов старого дома, будто где-то далеко звучала неразборчивая человеческая речь. Маша было решила, что ей послышалось, но разговор становился чуть громче, она различила два мужских голоса – хриплый и более тихий высокий. Внезапная догадка моментально разогнала дремоту. Маша по-кошачьи ловко спрыгнула с печи, бесшумно пересекла комнату и выглянула в окно: в лунном свете было хорошо видно, как по тропинке из леса к дому шли двое мужчин. По неровной походке девушка моментально опознала алкоголиков, которые терлись возле поселкового магазина.

Не позволяя себе запаниковать, Маша быстро натянула штаны, распихала по карманам оба мобильных и паспорт, сунула ноги в кроссовки. Затем подошла к брату и, зажав ему рот, сильно потрясла за плечо. Ваня проснулся и выпучил глаза на сестру.

– Надо бежать. Быстро обувайся, уходим через окно.

– Маша, где мой телефон?

– У меня. Давай двигайся!

По счастью, Маша с вечера оставила дальнее окно незапертым.

«Только бы не скрипнули петли!»

Девушка осторожно надавила на стекло, и окно бесшумно открылось. От напряжения у Маши стучало в ушах. Она вылезла на улицу, помогла Ване и закрыла окно обратно. Брат хотел сразу побежать в сторону леса, но она удержала его и, приложив палец к губам, показала, что нужно притаиться. Ребята сели на корточки и замерли. Спустя секунд тридцать они услышали, как один из мужчин подошел к противоположной стороне дома.

– Вроде никого, – пискляво прошептал он, по-видимому, заглянув в окно.

– Ну, это мы сейчас проверим, – ответил сиплый.

Шаги переместились к двери. Один из алкоголиков резко дернул ручку, и они с ревом и топотом ворвались в дом.

– Теперь бежим! – шепнула Маша, толкая ошарашенного брата.

На полусогнутых ногах ребята быстро добрались до глухой стены и уже оттуда со всех сил рванули в сторону чащи. Подлесок начинался здесь метрах в пятидесяти, не больше, но Маше казалось, что они никогда не преодолеют это расстояние. Воображение рисовало ей погоню, летящие в спину ножи, пули и топоры.

Но вот наконец кусты, а за ними спасительный темный лес. Маша с братом отошли подальше и спрятались за большой поваленный ствол, так что их точно нельзя было увидеть с поляны. Дом с этой точки казался маленьким, словно склеенная из спичек и щепочек игрушка.

– Черт, кошелек забыла! – громко прошептала Маша. – Блин, какая же я дура… Нужно было деньги в паспорт сложить.

– Может быть, не найдут? – с надеждой предположил Ваня.

– Это вряд ли… Кошелек в рюкзаке, а его они точно обыщут. Ладно, делать нечего, посмотрим, что останется, когда они уйдут.

Маша с Ваней напряженно следили за домом, однако грабители выходить не спешили. Впопыхах ребята выбежали в одних футболках и теперь тряслись от холода.

– Они что, там ночевать решили? – спросил Ваня, стуча зубами.

– Надеюсь, нет, иначе