Шрифт:
Закладка:
Он оперся о перила, наполовину высунувшись из движущейся кабины, и задумался. С первым пунктом списка было все понятно: он умер. Это факт, тут ничего не изменишь. Идем дальше. Со вторым, думал Степа, тоже в общих чертах ясно – после смерти он получил шанс на искупление и вместе с ним какое-то задание. «Спасти город» звучало настолько грандиозно, настолько масштабно, что поверить в такую задачу ему было сложно. Она никак не соотносилась с его собственным жизненным опытом и звучала как дело для сказочных царевичей, а не для мертвых оперов. Значит, надо выяснить.
Степа смотрел на город и думал, что никогда прежде у него не получалось мыслить так ясно. Когда он был маленьким Степой, Степой-школьником или даже Степаном Викторовичем, – он всегда был не один. Даже в тишине собственных мыслей с ним всегда были окружающие: люди, которым что-то от него было нужно, на которых он сам хотел произвести впечатление. Или оправдать ожидания. А сейчас – тишина. Никаких тебе больше ожиданий. Никаких процедур, отчетностей, должностных инструкций, правил или норм поведения. Только он и его мысли. И тут-то Степа кое-что осознал. Но только он собрался открыть рот, чтобы сказать кое-что царевне, как лифт остановился.
Царевна вышла первой и решительно направилась в темный коридор, ко входу которого привез их лифт. Степа последовал за ней. Узенький коридор закончился так же неожиданно, как и начался, и они вошли в просторный зал. Степа сначала не понял, откуда взялось это огромное пространство, зал был похож своими размерами на гигантскую пещеру. Но потом вспомнил, что пространство и время в Подмосковии подчинялись совсем другим законам. Он стал с любопытством осматриваться.
Зал был абсолютно пустым: шаги царевны глухо звучали на грубом каменном полу. Она шла к центру зала, туда, где… тут Степа поднял голову и замер.
Под самым потолком висел полуразложившийся труп человека в круглых очках. Тело его истлело, правда, весьма избирательно – часть сохранилась в целости, но кое-где проглядывали желтоватые гладкие кости. Человек висел в воздухе, поскольку с ног до головы был опутан проводами: провода оплетали каждый сантиметр его тела, они змеились между его ребер, а один проходил сквозь глазницу и выходил из уха. Широко раскинув руки по сторонам, он смотрел на своих гостей сверху вниз с неподдельным интересом.
– Степан Викторович, а я-то все думал, когда вы ко мне заглянете?
Степа попытался изобразить на лице приветливую улыбку. Он очень старался, но не смог: в беззвучном изумлении он застыл перед Оракулом с открытым ртом. Человек широко улыбнулся.
– Не волнуйтесь, у вас обычная реакция, – продолжил Оракул. Только сейчас Степа заметил, что провода, проходящие сквозь странное существо, находятся в постоянном движении. Как высокотехнологичные змеи, они опутывали тело Оракула и бесконечно двигались, переплетались, скользя в то же время по стенам комнаты. – Вы слышали когда-нибудь выражение «сон разума рождает чудовищ»? Город спит, и я ему снюсь. Не удивляйтесь.
Царевна, кажется, поняла, что Степу к этой встрече все-таки стоило подготовить, он стоял посреди комнаты разинув рот.
– Наш мир устроен таким причудливым образом, что в Подмосковии не работает никакая электроника. И поэтому Митя как бы одновременно и с нами – он неупокоенный, но как бы одновременно и часть настоящего мира. Через его до сих пор ненайденное тело идет, – тут царевна вопросительно посмотрела на Оракула, как бы проверяя, правильно ли она запомнила слова, – магистральный московский интернет-кабель.
Оракул довольно кивал, подбадривая царевну. Степа же наконец собрался с мыслями.
– А что такое «оракул»?
Оракул засмеялся, а царевна смущенно улыбнулась. Степа даже пожалел, что спросил.
– Не смущайтесь. Я полагаю, вы спрашиваете меня не столько о происхождении слова «оракул», сколько о его прикладном значении? Это просто: я – здешний всезнайка. Я знаю все, что происходит в Подмосковии, и я знаю все, что происходит в городе, на поверхности. Как сказала Хутулун, сквозь меня, благодаря причудливому стечению обстоятельств, проходит главный интернет-кабель города, а значит, любое сообщение в интернете – неважно, публичное или частное – доступно мне. Я вижу все, что видят камеры наружного наблюдения, я знаю обо всех перемещениях, мне доступны все базы данных. У меня миллион глаз, и от меня довольно сложно укрыться или что-нибудь спрятать, – Оракул сделал паузу. – Сложно, но возможно.
Последние слова он произнес как будто бы даже с легкой грустью или разочарованием, как будто ему было неприятно осознавать, что он не всесилен.
Степа потер руки. Наконец-то! Наконец-то он встретил человека с ответами. Его совершенно не смущали ни обстоятельства их встречи, ни необычный вид самого Оракула. Степу интересовало только одно: ответы на множество скопившихся у него вопросов. И поэтому он не стал дожидаться, когда царевна заговорит с Оракулом, а громко выпалил свой главный вопрос:
– Оракул, кто меня убил?
Оракул пошевелил пальцами на руках, как будто разминая их, и повернул голову к Степе. Он так пристально смотрел на Степу своими странными глазами, что тому даже стало не по себе.
– Я не знаю, кто убил тебя. Приказ об этом был отдан не по телефону и не в переписке. И уж поверь мне, я знаю, о чем говорю: после твоей смерти я прочитал переписку всех людей, которые даже теоретически могли знать о твоем существовании. Ничего.
Степино сердце сразу наполнилось горечью разочарования. Он опустил голову. Снова никаких ответов.
– Но я могу предположить, из-за чего тебя убили, – продолжил Оракул. – Я просмотрел все сообщения в социальных сетях, всю переписку, все сообщения в мессенджерах, касающиеся тебя и твоей работы. С девяностопроцентной вероятностью могу сказать, что твоя смерть связана с расследованием смерти в ДТП девушки Сони Петровой. Кто убил ее, тот, скорее всего, убил и тебя.
Степа подозревал, что рано или поздно это проклятое дело вернется и укусит его за жопу. Он вспомнил, что собирался поговорить с Моргуновым и признать свое поражение, вспомнил, что собирался пообещать и себе, и полковнику больше никогда не лезть в чужие дела. И вспомнив