Шрифт:
Закладка:
* * *
Охрана и персонал ФКУЗ МСЧ-77 ФСИН России вряд ли до конца жизни забудут ту ночь. И дело даже не в событиях, которые произошли в городе позднее, – есть вещи, которые с трудом забываются, а если и забываются, то непременно возвращаются потом ночными кошмарами. Например, сложно забыть о том, как к тебе на место службы ночью явился вооруженный покойник. Степа торопился, поэтому, оказавшись внутри тюремной больницы, он, что называется, зашел с козырей.
Опустив шарф, закрывавший нижнюю часть его обезображенного лица, он улыбнулся дежурным охранникам голой челюстью, а затем разрядил в потолок обойму из автомата, которым он разжился у Савельича. Эффект это появление произвело необычайный: все служащие медсанчасти немедленно предложили Степе свои услуги и помощь в скорейшем поиске несчастного узника.
Правда, когда Степа нашел Анвара и заключил его в свои крепкие объятья, он решил больше через парадное не выходить. Очень вероятно, что охрана после ухода Степы позвала подмогу. Разбираться с подкреплением у Степы времени не было, так что он с легкостью выбил решетку, забиравшую окно, и прыгнул в темноту.
Сжавшийся в руках Степы Анвар от испуга потерял сознание и обмяк. Степа осторожно положил его на траву и привел в чувство. Он снова надел шарф и в двух словах обрисовал ситуацию: ты свободен, но сколько времени ты проведешь на свободе, зависит только от тебя. Так что не теряй его и беги со всех ног. Уговаривать себя Анвар не заставил, и Степа едва успел крикнуть ему вслед свое «прости», как вырвавшийся на свободу арестант уже исчез за поворотом. Бегом возвращаясь к Фомичу, Степа думал, что он не может предложить Анвару гарантированного искупления, не может вернуть все как было, но он может дать ему шанс. А это уже немало.
Теперь же Степа вместе с сердитым Фомичом вышел в Москву во дворе Дома Скоропечатания Левенсона, стоящего по диагонали от дома № 8. Сумерки уступили место ночи, и город затих, хотя Степа слышал совсем невдалеке гул никогда не спящей Тверской. Он завязал на лице шарф и проверил оружие. Фомич уже шел к выходу из двора; он будет прикрывать Степу с крыши здания напротив. Степа украдкой выглянул из ворот и внимательно осмотрел «эскалейды». Пройти мимо них незамеченным он вряд ли сможет. С одной стороны, какое кому дело до очередного прохожего, но с другой – если Степа направится в подъезд, водители наверняка предупредят своих коллег, находящихся внутри. Степа оглядел двор. В свете луны повсюду плясали гостеприимные тени. Степа ухмыльнулся, шагнул в одну из них и растворился.
У него было удивительное и все еще с трудом поддающееся описанию ощущение. Степа чувствовал, что он – везде. Все тени были его большим телом, и он мог быть в любом месте теней, пляшущих на домах и тротуарах. Вот он в тени, падающей на лобовое стекло первого «эскалейда», – он вблизи видит водителя, пристально наблюдающего за происходящим на улице, вот разглядел лежащий на сиденье рядом с ним «Тавор». Вот он поднимается выше и из кроны дерева смотрит на крышу другой машины. Степа попробовал высунуть руку: на счастье, улица все еще была пуста, и никто из прохожих не обратил внимания на появившуюся из воздуха на уровне шестого этажа руку. Он продолжил движение и оказался за домом № 8 – в тени высокого дерева. В дальнем углу двора скрипнула дверь: Степа огляделся: он снова был один. Он не знал, на каком этаже находится квартира Лизы, и не очень понимал, как именно это можно выяснить сейчас, когда времени оставалось совсем в обрез. Поэтому Степа, еще раз оглядевшись и убедившись, что жители Трехпрудного переулка спят, пьют чай или смотрят телевизор в своих квартирах, пошел по стене дома № 8.
Высокий вяз отбрасывал широкую тень на все здание, и идти по ней Степе было легко и удобно. Осторожно заглядывая в окна, он вдруг понял, что он счастлив. Если совсем недавно он был растерян и рассержен, чувствовал тоску и отчаяние, то сейчас загробная жизнь неожиданно предстала перед ним совсем в другом свете: впервые он мог делать все, что хочет. Он не подчинялся никому, он был главным, он был сильным. И он был прав. Это было настолько новое для Степы ощущение, что его охватила эйфория. Этаж за этажом он методично продвигался наверх.
* * *
Лиза злилась. Она давно пришла домой, а этого идиотского полицейского все еще не было. Она еще раз прошлась по пустой квартире и вернулась на кухню. Раз в ванну пока нельзя, бежать, завернувшись в полотенце, открывать на сквозняке дверь, а потом еще и говорить с чужим мужчиной в таком виде она точно не собиралась, тогда она откроет розовенькое и почитает. Надо же хоть как-то скоротать время. Лиза переоделась в пижаму. Та была уютная и мягкая – именно то, что нужно.
Лиза налила полный стакан холодного вина и открыла книгу Екатерины Шульман, которую подарила ей неделю назад Соня. И, разумеется, именно в эту минуту заверещал дверной звонок. «Ну уж нет, – подумала про себя Лиза. – Я тебя ждала, теперь и ты меня подожди». Она с сожалением отложила книжку, взяла стакан в руки и подошла к окну: сейчас она спокойно допьет вино и пойдет открывать.
– Елизавета Петровна, откройте, – тот же мужской голос, что и в трубке, только громче и настойчивее. Как неприятно.
Лиза залпом допила вино. Пока шла к двери, ощутила, как тело ее обретает необходимую легкость, а разум достаточно затуманивается, чтобы вынести неприятный разговор о любимой сестре. Сердце опять кольнула страшная мысль, что они никогда больше не увидятся, никогда больше не поговорят… Лиза решительно распахнула дверь.
Перед ней стоял высокий молодой человек с короткими рыжими волосами и веснушками, в костюме и черной водолазке с высоким воротом. На носу у него были очки в массивной оправе, а в руках – пистолет с глушителем. За спиной, чуть поодаль, Лиза увидела фигуру невысокого коренастого мужчины, чье лицо она разглядеть не успела.
Молодой человек повторил:
– Елизавета Петровна?
