слез, и процедила сквозь стиснутые зубы:

– Вы меня не любите, вы меня терпите. Не думайте, что я не вижу разницы.

Мама встала. В освещении кабинета я могла разглядеть каждую морщинку на ее лице. Она с гордостью показывала свой возраст. Мама считала женщин, которые прячутся за филлерами и ботоксом, безвкусными и лишенными утонченности.

– Не говори ерунды, разумеется, мы тебя любим. – Она смахнула собачью шерсть со своей одежды, продолжая глухим и пустым тоном: – Мы без ума от тебя. Ты наш ребенок, Зайчонок.

– Твоя мама права. Кроме того, ты можешь воспользоваться одной из комнат для гостей. – Отец встал, чтобы присоединиться к моей матери. – Ужин в шесть, и у нас будут гости.

Он многозначительно взглянул на мою одежду. Как бы говоря: Приведи себя в порядок, милая. Пожалуйста. Для меня.

В дверях мама остановилась и провела рукой по раме.

– Хорошо, что ты вернулась. Временами я не понимаю твои мотивы, но ты всегда освещаешь комнату, когда находишься здесь.

Они ушли, оставив дверь открытой. Я слышала, как они продолжили разговор, который завели перед тем, как мы вошли в отцовский кабинет. Лыжи или же солнечный рождественский отдых. Я не могла собраться с силами, чтобы сдвинуться с места хоть на дюйм. На пару мгновений замерла, скользя взглядом по стенам. На меня смотрели фотографии моего отца, обнимающего и пожимающего руки другим мировым лидерам.

Я не могла здесь оставаться. А может, и могла. Наверное, просто не хотела. Раз уж всем наплевать на мои желания, пора было сделать что-то для себя.

Но мне бы не удалось даже вызвать «Убер». Рэнсом заморозил мою кредитку, которая была привязана к приложению. Я нащупала в кармане телефон, собираясь позвонить ему. Но потом остановилась. Нет. Сказать ему, что я возвращаюсь, значит признать свое поражение. Лучше приеду неожиданно и заявлю, что у меня изменились планы. Бонусные очки: он узнает, что я ездила без сопровождения, и, возможно – надеюсь, – в результате у него случится сердечный приступ.

Я взяла телефон и позвонила Келлеру.

– Привет, партнер, – произнес он с самым насмешливым техасским акцентом. – Как тебя встретили дома?

– Ужасно, как обычно. – Я вскочила с кресла и принялась вышагивать по комнате.

Проведя рукой по лбу, убедилась, что пот действительно лил с меня ручьем. Возможно, я чем-то заболела.

– Мне нужно, чтобы ты вызвал мне такси. Я верну деньги.

– Тебе нужно такси из Техаса в Калифорнию? – растерянно спросил он. – Ты когда-нибудь видела карту США, сладкая?

– Нет! – Я вскинула руки. – Из дома моих родителей под Далласом обратно к моему отелю.

– Но… – Я услышала, что он колеблется. – Почему ты сама не можешь этого сделать?

– Я же говорила, что Рэнсом Локвуд заморозил мои кредитки!

– Вот ублюдок! – возмутился Келлер. – И он оставил тебя на произвол судьбы, без машины?

Не совсем. Рэнсом настаивал на том, чтобы остаться здесь, пока мама не отослала его. Вероятно, он предвидел, что у меня не хватит духу провести здесь целую ночь.

– Это сущий кошмар. – Я приложила руку к ключице, уклоняясь от вопроса друга. – Мне нужна твоя помощь.

– Хорошо. Пришли детали. Помощь уже в пути.

Я так и сделала, после чего прошла к выходу из папиного кабинета, спустилась на первый этаж и совершенно беспрепятственно вышла на улицу. Никто не заметил, что я покинула особняк. «Полагаю, в этом и заключается преимущество быть невидимкой», – подумала я. Можно легко ускользнуть от чужих глаз. Такси приехало через десять минут, и, когда на небо опустился полуночно-синий вечер, я отправилась в отель.

Всю дорогу до Далласа мне казалось, что в горле застрял огромный комок рвоты. Было уже десять минут шестого, когда мой телефон начал разрываться от звонков родителей. Я не явилась на ужин. Сердце бешено заколотилось в груди. Рэнсом взбесится, когда я появлюсь в отеле. Как оказалось, стычки с ним стали моим новым любимым занятием.

Мои бедра подрагивали при мысли о том, как он прижимался ко мне. Затем перед глазами мелькнуло воспоминание о его крови у меня во рту. Он настолько испорчен, что его заводили подобные шалости. Но… видимо, и меня тоже.

Когда мы подъехали к Тортоз-крик, я выскочила из машины и подбежала к ближайшей урне, где меня вырвало тем, что я съела за последние сорок восемь часов. Холодная дрожь прокатилась по рукам, когда я, покачиваясь, зашла внутрь.

Каким-то образом обнаружила, что один из людей Рэнсома бродит по вестибюлю, вероятно, проверяя, нет ли чего-нибудь подозрительного. Я могла найти их в толпе: все были ростом выше шести футов четырех дюймов[20] и одеты исключительно в черное.

Я похлопала одного из них по плечу, чтобы привлечь внимание. Мужчина обернулся.

– Отведите меня в номер.

Он тотчас узнал меня. Его лицо побледнело. Не могла его винить. Он собирался доставить своему боссу очень расстроенного клиента, прибывшего без охраны.

– Мы должны сообщить Рэнсому.

– Нет. Вы работаете на меня, а не на него. – Я направилась к лифту. Мужчина последовал за мной.

– Не думаю, что вам стоит подниматься туда прямо сейчас. – Он тяжело сглотнул.

Разумеется, не стоит. Рэнсом точно устроит скандал.

– По-моему, я не спрашивала вашего чертова мнения!

– Мисс Торн…

– Нет, послушай меня. – Я подняла палец к его лицу, не обращая внимания на то, что вестибюль забит людьми в вечерних платьях и костюмах, которые сидели вокруг бара и слушали пианиста, играющего неотрепетированную версию «Венгерской рапсодии». – Ты очень пожалеешь, если не впустишь меня в мой номер прямо сейчас. Может, Локвуд и отдает тебе приказы, но не забывай, кто подписывает чек.

– Мэм…

– Я хочу в свой номер. Сейчас же.

Мужчина сопроводил меня в лифт, где провел карточкой по панели управления и нажал кнопку, ведущую на верхний частный этаж.

Я взглянула на свое отражение в зеркале. Глаза покраснели, волосы в полном беспорядке. Губы сухие и потрескавшиеся. Штаны в пятнах. Я выглядела так же плохо, как и ощущала себя. А ощущала я себя мусором. Мне хотелось завалиться в постель и забыть о сегодняшнем дне.

Лифт открылся. Качок вышел первым, взглянул налево и направо, а затем жестом пригласил меня присоединиться к нему. Он остановился перед дверью моего номера, занеся руку над считывателем карт.

– Открывай уже, – отрезала я. – И проваливай.

Если Рэнсом занял большую спальню, я задушу его во сне.

Нехотя мужчина последовал моим указаниям, затем слегка склонил голову и скрылся в лифте. Убегая от спектакля.

Как только дверь захлопнулась, моя кожа покрылась мурашками.

Чувство тревоги ползло по мне, как паучьи