Как отмечал упомянутый офицер Войска польского Мазу-рек, лишь по прибытии в Сумы польских призывников оставило «угнетенное настроение»: «Польские мундиры, орлы и знамена, польская команда развеяли последние сомнения относительно характера нашей армии. Это настроение отражается в разговорах между ними и в письмах к семьям»[652].

Правда, военный комиссар Волынской области подполковник Грицов настаивал на том, что польское население этого региона, напротив, с воодушевлением идет «в свои национальные части». В своем докладе командующему войсками Киевского военного округа 13 мая 1944 г. военком отмечал «особую организованность среди военнообязанных по национальности поляков», особенно заметную на фоне фактов массового уклонения и вооруженного сопротивления мобилизации со стороны украинцев: «Нередки случаи, когда поляки обращаются в райвоенкомат со своими лошадьми с просьбой зачислить в польскую кавалерию»[653]. Грицов объяснял такое поведение исключительно патриотическими устремлениями поляков к восстановлению польской государственности. Можно также предположить, что просоветская мотивация поляков объяснялась остро конфликтными отношениями с украинским населением[654] и предоставлявшийся возможностью через службу в Войске польском попасть на территорию «центральной» Польши. Так или иначе, в Волынской области за два месяца (с 10 марта по 10 мая 1944 г.) было призвано 7216 поляков[655]. В целом можно подтвердить, что отчеты советских облвоенкомов, изобилующие картинами ожесточенного сопротивления мобилизации со стороны западноукраинского населения, совершенно не упоминают в этом контексте поляков.

Тем не менее довольно вялый ход мобилизации поляков не позволял рассчитывать на укомплектование всех запланированных новых формирований. К 1 мая 1944 г. с территории шести западноукраинских областей[656] было мобилизовано и передано на укомплектование польских войск лишь 34,6 тыс. человек[657]. В связи с этим в апреле 1944 г. З. Берлинг предложил мобилизовать в польскую армию также всех военнообязанных поляков из числа коренных уроженцев и граждан Советского Союза, то есть тех, кто до 1939 г. не проживал на территории Польши или западных областей Украины и Белоруссии. Однако таковые по постановлению ГКО № 3294сс от 6 мая 1943 г. призывались в польскую армию только добровольно. К тому же поляков-граждан из числа коренных уроженцев Советского Союза в 1944 г. на воинском учете оставалось всего 3,6 тыс. человек. Поэтому Берлингу в его просьбе было отказано[658].

Между тем укомплектование польских частей личным составом усложнялось по мере роста численности польских войск и исчерпания годного к службе контингента поляков. Проблема была решена за счет вливания в их состав мобилизованных в 1944 г. уроженцев Западной Украины и Западной Белоруссии, именуемых в советской документации «западниками». В течение 1944 г. в западных областях Украинской и Белорусской ССР было призвано и направлено в польскую армию 156 770 человек[659]. Вопрос об этническом составе этого пополнения не прост. В официальных документах они проходят как «лица польской национальности (граждане СССР и бывшие граждане Польши)»[660]. Однако в сохранившихся рабочих материалах Мобилизационного управления Главупраформа напротив многих цифровых показателей отчета о призыве в польскую армию стоят карандашные пометы: «укр.» (в сумме таким способом отмечено 100 497 человек) или «бел.» (всего 29 767 человек)[661], что может указывать на то, что 130,3 тыс. человек (83,1 % призванных) не являлись этническими поляками. Направление западных белорусов и украинцев в польские части было вполне осознанной политикой в условиях острой нехватки пополнения для стремительно растущих войск, союзных Красной армии.

В источниках сохранилось немало других косвенных указаний на то, что в этот период в польские войска в связи с нехваткой этнических поляков поступали именно украинцы и белорусы, мобилизованные в Львовском, Киевском и Белорусско-Литовском военных округах. Например, в Пинской области подлежало мобилизации 24 017 человек, из которых только 1571 человек являлись поляками. Между тем в центры формирования польских частей – на станции назначения Хелм, Люблин и Житомир – в августе 1944 г. из числа мобилизованных в Пинской области было направлено 10 863 человек[662].

Довольно часто местное население, особенно в Белоруссии, не только не противилось зачислению их в польские войска, но намеренно выдавало себя за поляков, чтобы не оказаться в Красной армии[663]. Объяснений этому несколько. Главное из них – сохранявшееся недоверие к советской власти. Командование Красной армии было обескуражено сменой настроений населения Украины и Белоруссии по мере продвижения фронта на запад. «Западники», хотя и не были обласканы германскими оккупантами, жили при них зажиточно, держали скот и птицу, возделывали поля. Они не подвергались тотальному террору, угону и грабежу, как, например, население восточных областей Белоруссии. Оказавшись в составе СССР осенью 1939 г., жизни при советской власти они почти не знали и Красную армию встречали крайне настороженно. Всех поголовно волновал один вопрос: «Будут ли брать в Красную армию всех мужчин от 14 до 70 лет?»[664]

Сказывались и другие факторы. В Белоруссии, в частности, сильны были последствия полонизации местного населения в 1920—1930-х гг., которая имела особенно заметный успех среди белорусов-католиков, имевших слабую этническую идентичность, но сильную религиозную. С бытовой точки зрения население Западной Белоруссии было более привычно к польскому языку, менталитету, праву. Многие до войны служили в польской армии[665]. В западных областях Украины ситуация была следующая: примерно полумиллионная масса «латинников», то есть лиц римско-католического вероисповедания с родным украинским языком и украинской культурой, были исторически сложившейся буферной этнической группой между поляками и украинцами. «Их национальное самосознание не выкристаллизовалось в течение длительного времени», однако с 1930-х гг. они все более тяготели к полякам[666].

Наконец, нельзя сбрасывать со счетов вездесущие слухи и сведения от родственников, опираясь на которые местные жители не без оснований полагали, что, попав в ряды Красной армии, они в самом скором времени окажутся на линии фронта[667], между тем как в польских частях новобранцы, напротив, месяцами оставались на формировании и занимались боевой учебой в глубоком тылу.

Для определения национальности военнообязанных на местах приходилось создавать специальные комиссии, в которые включались представители райвоенкоматов, райисполкомов и райкомов партии. Пользуясь поселковыми книгами, паспортами и другими документами, они устанавливали действительную национальность местных жителей. При упрощенном подходе самым надежным маркирующим признаком считалось вероисповедание. Например, в Белоруссии «выявление поляков из числа белорусов»[668] происходило следующим образом: католики записывались в «поляки», а православные – в «белорусы»[669]. Более глубокая экспертная работа по национальной идентификации военнообязанных требовала, чтобы в первую очередь «обращалось внимание не на вероисповедание (так как и настоящие белорусы имеют католическое вероисповедание), а на оседлость, быт, где родился и где проживал