сказать про Эрибу. Краем глаза он заметил, как один из подозрительных типов подозвал мальчика, который обслуживал столы, и о чем-то начал его расспрашивать. Тот выслушал соглядатая и отрицательно покрутил головой. Похоже, у мальчика хотели узнать, что собой представляет Эрибу, но тот, понятное дело, не мог этого знать.

Естественно, мальчик немедленно доложил о разговоре хозяину харчевни, и тот встревожился. Шапи-кальби тоже не имел понятия, кто такой Эрибу, но уж если царские ищейки взяли его след, значит, человек он хороший, свой. Поэтому спустя какое-то время хозяин харчевни лично принес лапуттаму небольшой кувшинчик вина (хотя тот его и не заказывал) и тихо шепнул:

— Остерегись! За тобой следят.

— Знаю, — стараясь быть спокойным, ответил Эрибу. — Премного тебе благодарен.

И быстрым движением повернул недорогой серебряный перстень-печатку с таким расчетом, чтобы Шапи-кальби увидел, что на нем выгравировано. Это был условный знак, пароль.

Увидев перстень, Шапи-кальби едва не ахнул, да вовремя прикусил язык. Перед ним был не просто какой-то подозрительный для царских ищеек тип, а человек самого туртану ашшуров Син-ах-уцура!

— Понял, — сказал хозяин харчевни и сразу же принял решение: — Жди. Мои люди их придержат…

Эрибу уже успел отдать должное вину, которое принес Шапи-кальби (оно было весьма недурным), когда возле стола, где сидели шпики, разыгралась целая баталия. Какой-то забулдыга, будучи в изрядном подпитии, не удержался на ногах и упал на одного из соглядатаев. Конечно же, тот смахнул его на пол, как большую зеленую муху, что очень не понравилось пьянице.

Недолго думая, он живо вскочил на ноги и врезал своему обидчику по физиономии (Эрибу заметил и почему-то совсем не удивился, что удар у него был сильный и точный, несмотря на состояние). И завертелась драка. У забулдыги вдруг появились защитники, и вскоре царские ищейки были погребены под их телами.

Лапуттам не стал мешкать. Расплатившись, он быстро покинул харчевню и запутал следы, углубившись в хитросплетение улиц и переулков Вавилона. Эрибу не зря провел много времени, шатаясь без дела по вражеской столице. Теперь он мог пройти ее из одного конца в другой буквально с закрытыми глазами.

Эрибу шел и время от времени прикасался к пергаментному свитку, который покоился под одеждой. Все, что нужно, ему уже было известно, необходимые сведения о вавилонской армии, о количестве солдат и состоянии защитных сооружений получены, оставалось последнее — дождаться, пока Бэл-аплу-уцур уладит свои дела с «Домом Эгиби».

Купец вел переговоры на предмет займа весьма солидной суммы. Шула настаивал, чтобы при возврате денег Бэл-аплу-уцур уплатил ему сверху треть от заемных средств, на что купец, конечно же, не соглашался. Он настаивал на пятой части от полученной суммы. К сожалению, отдать ростовщику что-либо в залог он не имел возможности.

«Нужно как-то поторопить своего номинального хозяина с отбытием в родные края, — встревоженно думал Эрибу, — ведь оставаться в Вавилоне становится опасно. Но как это сделать? Может, попросить посодействовать в этом вопросе писца-секретаря, пообещав доплатить недостающие деньги — навар “Дома Эгиби” — из казны Шаррукина?»

Увы и ах — прижимистый ростовщик костьми ляжет, а своего не упустит. Обещать золотые горы — это можно, однако хитроумного Шулу на мякине не проведешь. Для него лучше синица в руке, нежели журавль в небе. Так надежней. Купец никуда от своего долга не денется, а вот что-либо выбить из царской казны — это нужно здорово постараться. Притом без надежды на успех. Цари не любят транжирить накопленные средства. И никакой управы на них нет.

Когда до постоялого двора оставалось всего ничего, Эрибу вдруг почувствовал неосознанную тревогу, он оглянулся.

Все как обычно: на узкой улице много народа, часть людей торопится по своим делам, а некоторые заняты важными беседами, идут не спеша (это в большей мере касалось состоятельных горожан, в основном торгового сословия, судя по одежде), мальчик пытается сдвинуть с места заупрямившегося осла, которому не нравится тяжелая поклажа, бездомные псы затеяли грызню из-за мосла… Ничего особенного. Привычная картина городского быта. И все же, все же…

Эрибу пошел медленнее — для того, чтобы оказаться в состоянии магического видения. Отшельник-субареец долго бился, пока у его ученика начало хоть что-то получаться. Проблема заключалась в том, что магическое видение усиливалось по мере взросления мага, и только природные данные сына горшечника, которые, как потом Эрибу сообразил по здравому размышлению, скорее всего, перешли к нему от его деда-вавилонянина, жреца Мардука, помогли мальчику освоить этот процесс, пусть и в зачаточном состоянии.

Но теперь он мог очень многое. И едва Эрибу вошел в транс, как сразу же вычислил царскую ищейку. Щуплый водонос — обычная картина на улицах Вавилона, особенно в знойную летнюю пору, тащился за ним давно. Что, впрочем, не было чем-то из ряда вон выходящим. У каждого водоноса был свой маршрут (чтобы не портить коммерцию друг другу), а у этого, похоже, он совпадал с дорогой Эрибу.

Мало того, водоносу на первый взгляд не было никакого дела до юноши. Он то отставал, чтобы утолить жажду прохожим, то догонял Эрибу, чтобы снова устроить бойкую торговлю.

— Вода, вода, холодная вода! — заливался водонос соловьем. — Из горных ручьев, вкуснее вина!

Конечно, не все могли позволить себе чашу ледяной воды. Но жажда донимала, и нередко даже бедняки отдавала последние деньги, лишь бы оросить пересохшее горло.

Водонос буквально засветился перед внутренним взором Эрибу. Все же он не выдержал и метнул быстрый испытующий взгляд в сторону юноши, при этом вспыхнув тревожным голубовато-фиолетовым светом, как зажженная свеча в темноте ночи. Видимо, водонос-ищейка нутром почуял, что вскоре его объект придет к тому месту, где он квартирует. Дальше все будет просто — его обложат по всем правилам, и дальнейшую судьбу подозрительного иностранца решит начальник городской стражи.

Эрибу тряхнул головой, прогоняя мимолетное наваждение, убрал магическое видение и неторопливо пошел дальше. В