Конечно же, блудница не могла знать знатного вельможу, но ему хорошо была известна сила собственного взгляда. Его с трудом выдерживал даже сам Мардук-апла-иддин. Поэтому начальник тайной стражи при разговоре с царем старался не смотреть ему в глаза.

Они были знакомы с детства и происходили из аристократических семейств халдейского племени Бит-Якин. Но Таб-цилли-Мардук несильно обольщался дальним родством с Мардук-апла-иддином. Царь-узурпатор был хитер, как змей, изворотлив и очень недоверчив. Поэтому откровенничать с царем, пользуясь происхождением и юношеской дружбой, тем более держаться с ним ровней, было чревато. И Таб-цилли-Мардук искусно играл роль исполнительного подчиненного, который боготворит своего господина.

Наконец показалась Эсагила. Обширное святилище бога Мардука было обнесено двойной стеной с двенадцатью монументальными воротами. Прямо напротив главных, Священных ворот, выходивших на «Дорогу процессий», стоял огромный восьмиярусный зиккурат Этеменанки. К Священным воротам примыкало два прямоугольных здания с множеством небольших комнат вокруг внутренних дворов — своего рода постоялый двор для жрецов-паломников. У южной стены помещались дома жрецов Эсагилы.

Сам храм Мардука располагался в южной части святилища, за пределами стен священного участка. Он состоял из главного здания, окруженного мощной стеной с выступающими бастионами. Храм имел белые стены, черный цоколь и голубые «небесные» зубцы. Вокруг него росли стройные пальмы, дающие тень широкому двору.

Внутри храма стояла огромная золотая статуя Мардука высотой в двенадцать локтей. Перед нею находился широкий стол, скамейка для ног и трон, также золотые. Перед храмом был воздвигнут небольшой золотой алтарь. Был там и второй, огромный, алтарь — каменный. На нем приносили в жертву взрослых животных; а на золотом алтаре закалывали только сосунков. Во время праздника в честь Мардука на большом алтаре жрецы ежегодно сжигали огромное количество ладана.

Таб-цилли-Мардук поморщился. Воздух в храмовом дворе был сильно пропитан запахами благовоний, а для его чуткого носа даже более нежные и приятные ароматы из страны Нуб, которыми полнился царский дворец, временами были невыносимыми. Никто не знал, что именно стараниями начальника тайной стражи «старый город» был очищен от мусора, а все сточные воды пустили под землю, выкопав для этих целей руками рабов целый подземный лабиринт.

Бэл-убалли-та словно ждал его у входа в храм. Таб-цилли-Мардук совершенно не удивился этому обстоятельству. Жрец-маг отличался умением предвидеть события. Для этого ему даже не нужно было гадать.

Обменявшись приветствиями и поклонами, Бэл-убалли-та сказал:

— Дело, с которым твоя милость пришла в храм, явно требует соблюдения неких предосторожностей…

— Ты прав, жрец, — не стал ходить вокруг да около начальник тайной стражи.

— Приглашаю в мою скромную келью, — молвил Бэл-убалли-та. — Там нет лишних ушей… — И они отправились к южной стене.

Встречные жрецы не обращали никакого внимания на Таб-цилли-Мардука, шли, погруженные в свои мысли и молитвы. Впрочем, в лицо его мало кто знал, только некоторые маги, вхожие во дворец.

Жилище жреца было достаточно просторным, но, на удивление, скромным, учитывая его высокое положение в храме Мардука. Внутреннее убранство домов вавилонян не отличалось разнообразием и большими изысками. Оно состояло из самой необходимой мебели и множества разного рода циновок, ковров, занавесей и ширм. Спали обычно на циновках, за исключением хозяина и хозяйки дома, у которых были деревянные кровати на четырех ножках в виде львиных лап, с матрацем и двумя одеялами.

Другие народы и племена Месопотамии пищу обычно принимали, сидя на полу, на коврах и подушках. Но вавилоняне ели за столом, располагаясь на вычурных табуретах и стульях. Правда, в богатых домах мужчины позволяли себе пользоваться во время трапезы ложами, но женщины всегда сидели на стульях, подставив под ноги изящную резную скамеечку.

В келье жреца находились стол, два стула и небольшая статуэтка Мардука в нише у изголовья примитивного ложа, сработанного намеренно грубо, но крепко. Зато там присутствовали матрас, два одеяла и подголовник — деревянная скамеечка, обитая толстой мягкой тканью.

Таб-цилли-Мардук уселся на стул, не дожидаясь приглашения. Немедленно, словно по мановению волшебной палочки, появился храмовый раб, который принес кувшин охлажденного вина и два великолепных чеканных кубка черненого серебра.

Начальник тайной стражи лишь скупо улыбнулся; уж он-то знал, что, несмотря на разор, который учинили семейству Бэл-убалли-ты войско ашшуров, а затем и халдеи, сборщики податей царя Мардук-апла-иддина, жрец вполне мог бы роскошествовать, ведь у него остались поместья и обширные земельные угодья.

Но он оставался скромным в быту и никогда не кичился ни богатством, ни знатностью. А ведь кроме фамильных сокровищ, упрятанных так далеко и надежно, что даже ушлые ищейки — сборщиков податей не смогли их найти, к Бэл-убалли-те частенько приходили царские вельможи, чтобы жрец-маг растолковал какой-нибудь сон или погадал на судьбу. Хотя он не был гадальщиком, но его пророчества всегда отличались точностью и правдивостью.

Он никогда не приукрашивал свои толкования и не напускал туману, чтобы скрыть истину. Это обстоятельство некоторым не нравилось (кому хочется жить в постоянной тревоге за свое будущее), но жрец-маг был непреклонен — что человеку выпало, то выпало. За его гадания платили очень щедро, и жрец точно не бедствовал. Таб-цилли-Мардуку в свое время донесли, что маг — большой любитель охоты, как ни странно, и частенько устраивает себе приключения на лоне дикой природы.

Охота была царской забавой, но запретить жрецу самого Мардука стрелять дичь никто не имел права. Тем более, что на львов — обязательную добычу царских охот — жрец не покушался. Он даже не приближался к плавням, где большей частью таились львы, а старался удовлетворять свою страсть в предгорьях, где много оленей и косуль.

Бэл-убалли-та был высок, жилист и, на удивление, чересчур подвижен для своего возраста. Он спокойно выдержал взгляд начальника тайной стражи, не отвел глаза в сторону, и Таб-цилли-Мардук почувствовал в нем достойного соперника. Он доброжелательно улыбнулся, одним духом выпил половину вместительного кубка (это было превосходное горное вино, привезенное из Биайнили; напиток дорогой, не для каждого дня) и сказал:

— Мне