Все дальнейшее было подобно вихрю, который поднимает тучи песка в пустыне. Они занимались любовью до самого утра, с короткими перерывами на еду. Девушка (ее звали Ина-асар-си-биту — «Дом в том месте, где она») была неопытна в таких вопросах, мало того, она оказалась девственницей, но вулканическая страсть, бушевавшая в ее груди, восполнила этот пробел.

Утром Эрибу удивился резкой перемене, которая произошла в кроткой, податливой вавилонянке. Она переоделась в богатые одежды, с отрешенным видом проводила юношу к воротам (даже не улыбнулась ни разу!), а на его робкий вопрос, когда они смогут увидеться вновь, Ина отрезала: «Никогда!»

Эрибу, потрясенный до глубины души, добирался до постоялого двора, как в тумане. Почему он попал в немилость к девушке, что было не так?! Ина запала юноше в душу, она чем-то напоминала ему мать. Да и ее имя было похожим. Если отец смог взять в жену вавилонянку, то почему бы сыну не повторить его опыт?

Юношу встретил Сукайю, который уже готовился выйти на поиски лапуттама. Ведь он был не только раб-эширте, но и первым заместителем Эрибу. И конечно же, необычное отсутствие командира в ночное время не могло не встревожить Сукайю, который хорошо знал, какие опасности могут подстерегать иноземца в Вавилоне.

Пришлось Эрибу рассказать Сукайю о своем приключении. Тот долго смеялся, а затем сказал:

— Поздравляю!

— С тем, что после такой прекрасной ночи меня пнули под зад, как шелудивого пса?! — возмутился Эрибу. — И что ты нашел в этом смешного?

— Я смеюсь от облегчения. Ведь тебя могли и зарезать поутру. Такое иногда случалось.

— Но почему, демон тебя побери?!

— Дело в том, что каждая вавилонянка должна раз в жизни исполнить свой долг перед богиней Билит — отдаться за деньги чужестранцу. Придя в храм, она не может вернуться домой, пока какой-нибудь иноземец не бросит ей в подол деньги и не совокупится с женщиной за пределами священного участка.

— Вон оно что…

— И кстати, отдав священный долг, женщина ни за какие коврижки не продолжит заниматься любовью со своим «благодетелем». Мало того, если она девственница, то в знатных семействах Вавилона существует обычай избавляться от охальника, закопав его в землю, да поглубже, — чтобы он не отвязал свой длинный язык. Долг перед Билит — это, конечно, священнодействие, но лучше, когда о нем знает только родня. Даже будущему мужу говорить об этом не стоит. А то как бы он не решил, что жена изменяла ему, пусть и до свадьбы. А за измену в Вавилоне при всем том очень строгие наказания.

Эрибу потупился и молча побрел к своему ложу. Его мечты оказались окончательно разбиты, притом вдребезги. Ина была от него дальше, чем расстояние до небес, где обитали боги. И только когда Эрибу уже начал засыпать, он вдруг подумал: «Если нельзя по-хорошему взять ее в жены, возьму по-иному! Так, как отец мою матушку…»

Лапуттам знал, с какой целью его направили в Вавилон. Скоро сюда придет армия Шаррукина, и тогда девушка станет сначала его рабыней, а потом и супругой. Эта мысль его приободрила, и он погрузился в сон…

Большая харчевня у центрального рынка Вавилона никогда не пустовала. Даже ночью. Припозднившиеся караванщики после тяжелого и опасного пути засиживались в заведении Шапи-кальби[65] (так звали хозяина харчевни) до утра, с удовольствием поглощая горы снеди, благо повара харчевни слыли большими мастерами своего дела. Чего стоил лишь один «мерсу» — пирог с начинкой из фиников и орехов, с добавлением в пресное тесто инжира, яблок, козьего сыра и вина. А охлажденный «сикера» — ячменный напиток, похожий на мягкое пиво, — у Шапи-кальби был и вовсе превосходным.

Ну и для гурманов, которые встречались среди иноземцев, у хозяина харчевни было припасено прозрачное, как вода в горном ручье, и крепкое, словно дыхание демона, сшибающее с ног даже богатырей, финиковое вино.

Эрибу нравилась харчевня. И не только из-за вкусной еды. Среди многочисленных клиентов заведения Шапи-кальби легко было затеряться, тем более что в харчевне всегда присутствовали иностранные купцы. Поэтому здесь Эрибу не привлекал к себе пристального внимания ищеек царя Мардук-апла-иддина, которые расплодились в неимоверном количестве.

Царя-халдея ненавидели не только знатные вавилоняне и жрецы, храмы которых он обобрал до нитки, но и простые люди. Тех, кто возмущался новыми порядками, Мардук-апла-иддин ссылал или заключал в тюрьмы, а имущество их подлежало конфискации. Халдеи заполонили Вавилон; они заседали во дворце, заняли главные посты в государстве, подмяли под себя большую часть выгодной торговли с другими странами. Народ роптал, и не было ни единого дня, чтобы по наводке царских ищеек кого-нибудь не уводили в тюрьму.

Даже в простой одежде, которую Эрибу надел для похода в харчевню, он выглядел весьма впечатляюще — высокий, статный, широкоплечий и очень симпатичный. А еще лицо его было покрыто густым загаром, обычным для путешественника. Ведь как ни спасайся в пустыне от солнечных лучей, а они все равно проникнут даже под одежду. Именно этот загар и выдавал в Эрибу иноземца-путешественника, привлекая к нему пристальное внимание опытных вавилонских ищеек.

Другое дело — полутемная харчевня, где перемешалось множество представителей самых разных племен и народов Междуречья с самым разным цветом кожи. В заведении Шапи-кальби очень не любили царских шпионов, и они сюда редко захаживали. Хотя бы потому, что многих потом находили в одном из каналов с перерезанным горлом.

Только особо отчаянные и опытные ищейки, которые были искусными мастерами перевоплощения, осмеливались посещать эту харчевню — если кто-нибудь из иностранцев привлекал особое внимание городской стражи. И то лишь по приказу своего начальства, неисполнение которого грозило большими неприятностями.

Эрибу заказал себе утку, зажаренную на вертеле, плоский ячменный хлебец, пирог «мерсу», на десерт большую гроздь винограда и напиток