кардинальными эти изменения были в Японии. В древности и Средние века изучением природного мира здесь занимались в основном буддийские монахи и синтоистские священнослужители, поскольку знания из естественной истории имели большое религиозное значение. Синтоистские святилища часто посвящались различным животным, а буддисты считали, что естественная история помогает лучше понять круговорот перерождений. Но к началу XVIII в. обстановка существенно изменилась. С ростом мировой торговли естественная история в Японии, как и в Европе, начала приобретать коммерческое направление. Оно становилось все более и более важным – особенно после основания в 1600 г. сёгуната Токугавы, когда враждующие феодальные княжества были объединены под властью одного правителя. Несмотря на то, что сёгунат проводил изоляционистскую политику сакоку, или «закрытой страны», ограничивая доступ чужеземцев на японскую землю, это не означало полного прекращения торговых отношений с другими странами. Больше того, политика «закрытой страны» на деле привела к росту торговли, пусть даже весь поток ценных товаров в страну и из страны контролировался небольшим числом европейских, китайских и японских торговцев, список которых утверждал сам сёгун{281}.

Интерес Ёсимунэ к экзотическим животным был вызван не только простым любопытством. Сёгун, озабоченный экономическим и политическим будущим Японии, считал, что изучение природного мира может дать стране ключ к процветанию. Это было особенно важно в свете того, что Япония также страдала от торгового дисбаланса, импортируя намного больше, чем экспортируя (отчасти это было обусловлено политикой «закрытой страны»). Поэтому Ёсимунэ приказал провести ряд исследований природного мира Японии в надежде найти замену дорогостоящим импортным товарам. Самое масштабное из этих исследований провел в 1730-е гг. Нива Сёхаку, еще один придворный врач Ёсимунэ. Как и Ли Шичжэнь в Китае, Нива объездил всю Японию с опросными листами, требуя от местных правителей предоставить сведения «обо всех плодах земли», а также «обо всех без исключения видах животных» в той или иной местности. Опросные листы сопровождались письмом за подписью самого Ёсимунэ: оно напоминало японским правителям об их обязательствах перед сёгуном. По результатам этого опроса был составлен труд под названием «Классификация всего сущего», который включал в себя 3590 статей, описывающих не только растения и животных, но и металлы, минералы и драгоценные камни. Исследование Нива подтвердило предположения Ёсимунэ: Япония обладала значительными природными богатствами. Среди них следовало выделить медь и камфорное масло – два ценных товара, которые охотно покупали европейские торговые компании{282}.

Ёсимунэ также занимался развитием ботанических садов, особенно ботанического сада Коисикава на окраине Эдо. Этот сад, созданный в первой половине XVII в., к следующему столетию превратился в центр коммерческих ботанических исследований. Нетрудно углядеть здесь прямую параллель с Европой того же периода. В то время как Карл Линней пытался выращивать экзотические растения в Уппсале, японские натуралисты делали то же самое в Эдо. К 1730-м гг. в ботаническом саду Коисикава насчитывалось множество чужеземных растений, причем многие из них были привезены в страну за огромные деньги: женьшень из Китая, сахарный тростник из Юго-Восточной Азии, батат из Америки… Деятельность сада была настолько успешной, что к 1780-м гг. Япония перестала импортировать женьшень и даже начала его экспортировать{283}.

Итак, посредством торговых связей Япония получила возможность познакомиться не только с экзотическими товарами, но и с разнообразием научных культур. Изначально наиболее значимыми были ее связи с Китаем. История интеллектуального и коммерческого обмена этих двух стран насчитывала более 1000 лет. Японцы многое заимствовали у китайцев, особенно в области философии, да и в языке было немало китаизмов. Поток товаров и идей увеличился в XVII в., после основания сёгуната Токугавы в 1600 г. Наряду с шелком и чаем китайские торговцы стали привозить на продажу все больше и больше книг, среди которых были и копии китайских трудов по астрономии, медицине и естественной истории. В 1604 г., всего через несколько лет после публикации в Нанкине, монументальный труд Ли Шичжэня «Бэньцао ганму» появился и в Нагасаки. Сам сёгун приобрел его копию для своей замковой библиотеки. В 1637 г. в Японии полностью перепечатали книгу Ли, и она оказала огромное влияние на развитие японской естественной истории в XVII в., став основой для большей части исследований в этой области{284}.

В начале XVIII в. японский натуралист по имени Кайбара Экикэн задумал сочинение, которое объединило бы лучшее из китайской естественной истории с самыми новыми и полными сведениями о растительном мире Японии. Кайбара родился в 1630 г. на южном острове Кюсю в семье деревенского врача. Несмотря на скромное происхождение, он стал одним из самых влиятельных натуралистов в Японии периода Токугавы. В отличие от других японских натуралистов того времени, он не довольствовался простым изучением трудов китайских ученых. Например, он сетовал, что в «Бэньцао ганму» описываются «многие экзотические виды, которые не обитают и не произрастают в Японии». Поэтому он принял решение покинуть Кюсю и отправиться путешествовать по Японии, чтобы «записать в одном тексте все те виды, которые люди действительно могут встретить в наших землях».

Кайбара совершил важный переворот в японской естественной истории. Не желая основываться исключительно на китайских текстах, он поставил во главу угла непосредственный опыт. «Я поднимался на высокие горы. Я спускался в глубокие долины. Я шел крутыми тропами и пробирался через опасные места. Я страдал от сырости под дождем и блуждал в тумане. Я терпел самые холодные ветра и самое палящее солнце. Но я изучил природу в более чем восьми сотнях деревень», – писал Кайбара{285}.

По возвращении из странствий Кайбара опубликовал труд «О японских лекарственных веществах» (1709–1715). Это был классический сплав разных научных традиций. Кайбара по-прежнему многое заимствовал у Ли Шичжэня. Его организация природного мира повторяла систему, разработанную Ли, включая использование пяти стихий. Статьи о многих видах растений, распространенных как в Японии, так и в Китае, были напрямую скопированы из книги Ли. Однако даже в этих случаях Кайбара не просто полагался на китайский текст, а приводил их японские названия и региональные разновидности. Кроме того, Кайбара добавил 358 новых видов растений, встречающихся только в Японии. Среди них было и знаменитое японское вишневое дерево, славящееся прекрасными розовыми и белыми цветами, – сакура. «В Китае нет японского вишневого дерева. Это было подтверждено китайскими торговцами, опрошенными мной в Нагасаки, – писал Кайбара. – Если бы таковое дерево там существовало, о нем непременно упоминалось бы в китайских книгах»{286}.

Кайбара был прав лишь наполовину. Хотя в китайских трудах по естественной истории японское вишневое дерево действительно не определялось как отдельный вид, оно все же росло в некоторых районах Китая и на Корейском полуострове. Но это нисколько не умаляло важности идеи, которую отстаивал Кайбара: японским натуралистам недостаточно просто полагаться на существующие китайские тексты. Они должны путешествовать, делать наблюдения и собирать образцы. Только тогда, утверждал Кайбара, естественная история сможет «принести осязаемую пользу жителям нашей земли»{287}.

Наряду с Китаем другим важным источником научных знаний для Японии была Голландская Ост-Индская компания. Политика сакоку, проводимая сёгунатом Токугавы с начала XVII в., существенно ограничивала доступ в страну иностранцев, а христианским миссионерам и большинству европейцев въезд и вовсе был запрещен. Торговать с Японией было разрешено только голландцам – и лишь через порт на крошечном насыпном острове Дэдзима в заливе Нагасаки. Но, несмотря на это, постепенно японская и европейская научные культуры начали соприкасаться. Голландские торговцы приносили в дар правителям Эдо научные труды европейских ученых, а японские натуралисты начали изучать голландский язык, чтобы больше узнать о далеких странах. В итоге политика «закрытой страны» породила особенно насыщенную форму культурного обмена, построенного на очень тесном сотрудничестве небольшого числа японских и голландских ученых.

Рис. 24. Ботанические иллюстрации из труда Кайбара Экикэна «О японских лекарственных веществах» (1709–1715)

Ёсимунэ, как уже говорилось выше, был впечатлен познаниями голландцев. В его библиотеке, помимо экземпляра «Естественной истории четвероногих» Йонстона, имелись и многие другие голландские труды по естественной истории, в том числе «Кабинет