не стал и чувствовал себя из-за этого последним мерзавцем, но мне нужно было, чтобы Мелани открыла дверь и я мог начать прокладывать путь к решению этой проблемы.

Я все стоял снаружи на лестничной площадке, стучал и умолял ее открыть дверь, но она не реагировала. Наконец я сдался. Я понятия не имел, как заставить ее понять, что так дальше продолжаться не может. Как мне убедить ее, что наши отношения нездоровые и что ей нужно обратиться к другому психотерапевту? Это раздавит ее. Убьет.

Внезапно меня накрыло чудовищное чувство вины. Больше всего она боялась именно этого: что я разлюблю ее, оставлю, уйду.

Мог ли я так с ней поступить?

Я снова постучал и на этот раз сказал более твердо:

– Мелани, открой дверь.

Наконец я услышал тяжелый шум ее шагов по кухонному полу. Засов отодвинулся, и дверь распахнулась.

Мелани стояла в красном махровом халате, ее глаза опухли от слез. Она не сказала ни слова. Просто повернулась и ушла обратно в гостиную. Услышав рев телевизора, я вошел в квартиру, закрыл за собой дверь и последовал за ней. Она лежала на диване, свернувшись в позе эмбриона и сжимая в кулаке скомканную салфетку.

Я заметил пустую бутылку из-под вина на полу возле дивана, и меня затошнило. Конечно, я злился в первую очередь на себя, но ее пьянство тоже было мне противно. Она вела себя как Ба и отец, и я не мог вернуться к такой жизни, не хотел иметь с подобными людьми ничего общего.

В то же время я понимал, откуда у Мелани эта проблема, и знал, что провалился как ее психотерапевт, как ее любовник и друг. Она нуждалась в помощи, но я не был способен ей помочь. Не после того, чем мы стали друг для друга.

Я подошел ближе, встал перед ней на колени и убрал прядь волос с ее лба.

– Привет, – сказал я ласково. – Прости, что опоздал. Я должен был позвонить.

– Как ты мог позвонить, если был на яхте? С очень значимыми людьми? – Ее речь была невнятной, и от нее несло алкоголем.

– Справедливо, – заметил я и задумался, что делать дальше. – Я принесу тебе стакан воды, и мы поговорим.

Даже когда я произносил эти слова, я знал, что время для серьезного и спокойного разговора было неподходящее. Для начала ей нужно было протрезветь.

Я встал, пошел на кухню, нашел в буфете стакан и наполнил водой из-под крана. Когда я обернулся, она стояла у кухонного стола и смотрела на меня с яростью и в то же время с отчаянием. На виске у нее заметно пульсировала вена, а щеки были огненно-красными.

– Я видела тебя, – сказала она. – Я пошла к пристани и увидела, как вы с ней сошли на берег. Видела, как вы держались за руки.

Я не мог подобрать слова. Я был способен только стоять там, безмолвный и неподвижный, опустив глаза.

– Пойдем в гостиную, – сказал я наконец. – Поговорим там.

Ее щеки залились краской.

– Нет. Я не хочу никуда с тобой идти. Я знаю, что ты меня не любишь, и не думаю, что когда-то любил. Я всегда была недостаточно хороша для тебя. Ты слишком амбициозен, и не делай вид, что это не так. Ты просто использовал меня, потому что был одинок, а я слаба и уязвима, и ты знал, что я легкая добыча.

– Это неправда, – честно ответил я, потому что никогда не хотел использовать ее или причинить ей боль. Я боролся с этим как мог. И я тоже был слабым и уязвимым.

– Если не хочешь быть со мной, убирайся к черту, – сказала она.

Я поставил стакан на стол и осторожно подошел к ней.

– Пожалуйста, давай просто поговорим, хорошо? Я не хочу заканчивать вот так. Давай сядем.

Ее шатало, и я подумал, что она, наверное, выпила больше одной бутылки. Она указала на дверь.

– Убирайся. Я хочу, чтобы ты исчез из моей жизни.

Я и сам этого хотел. Это я не мог отрицать. Но не так. Слишком многое было поставлено на карту. Нам нужно было расстаться как можно более мирно, и я верил, что помогу ей с этим – признать, что наши отношения никогда не были здоровыми вне терапии. Я хотел обсудить это и обговорить план, по которому мы оба получим необходимую помощь и сможем двигаться дальше.

– Мелани… – Я сделал несколько шагов вперед, но она закричала:

– Пошел вон!

Она схватила меня за руку, подтащила к двери, открыла ее и вытолкнула меня на лестничную площадку.

– Я не хочу больше тебя видеть!

– Подожди, – сказал я, поворачиваясь к ней, потому что все еще хотел поговорить. Но она толкнула меня, так что я упал спиной на перила, и ударила по лицу.

Меня уже много лет никто не бил. Я забыл, какой это шок и какая боль.

Прежде чем я успел прийти в себя, она закричала:

– Выметайся! – И попыталась столкнуть меня с лестницы.

Я схватил ее за плечи, чтобы не упасть, и это стало ошибкой. Мы оба потеряли равновесие и вместе покатились вниз по лестнице, бешено крича и ударяясь руками и ногами о дерево и сталь. Боль пронзила все мое тело, и я подумал, что это, наверное, конец. Наверное, я умру. Потом я ударился об асфальт, и мир перестал вращаться.

Мгновение я был парализован. Я не мог дышать, сердце бешено колотилось, в голове пульсировало. Медленно, с трудом мне удалось поднять дрожащую руку к голове.

Кровь. Много крови. Я попытался перевернуться и тут же застонал от боли. Каким-то образом мне удалось встать на четвереньки. Кажется, я ничего себе не сломал.

Потом меня вырвало. Болело все.

Я посмотрел налево и увидел Мелани, лежавшую на асфальте лицом вниз.

Я не понимал, что произошло. Она в порядке?

Весь побитый, преодолевая боль, я дополз до нее.

– Мелани…

Я перевернул ее. Ее глаза были в ужасе распахнуты, и я сразу понял, что она мертва.

Все мое тело сковал слепой ужас. Я забыл о собственной боли и стал искать ее пульс на шее, отчаянно надеясь, что ошибся. Но пульса не было. Я прижал ухо к ее груди и ничего не услышал.

Я знал, как делается сердечно-легочная реанимация. Я думал, что смогу привести ее в чувство, но едва я расстегнул ее халат и начал компрессию грудной клетки, кровь брызнула у нее изо рта, и я в ужасе отшатнулся. Я упал навзничь и пополз прочь, как