Шрифт:
Закладка:
– В Париже, бывало, соберемся и давай горланить русские песни. Французы нос воротят. Полицию вызывают. А нам хоть бы что! – рассказывала генеральша, жена бывшего советского военного атташе во Франции.
К Высоцкому стучался жилец с пятого этажа:
– Володь, а Володь! Слышь. Ребята собрались. День рождения, понимаешь. Выпили. Ждут. Ты это… Спой нам «Охоту на волков».
Ходок получал от барда по физиономии и возвращался к «ребятам».
Позвякивая пустыми бутылками в плетеной корзине, спешила в приемный пункт стеклотары красивая Марина Влади.
– Караул!
По дому металась обезумевшая от страха жена советского шпиона.
Ревнивец-муж, в жилах которого пульсировала горячая испанская кровь, бегал за ней с ножом, чтобы профессионально убить.
– Опять навонял, – недовольно морщила нос консьержка Варвара Ивановна, когда Никита Михалков, надушенный дорогими нерусскими духами, пересекал вестибюль.
В лифт входил отлично отдохнувший на Лазурном берегу «сын Кукрыниксов».
С картинами подмышкой.
На обратной стороне картин можно было прочитать названия.
Например: «Трудовая Франция говорит «Нет!».
Высоцкий был популярен.
Подъезд осаждали безумицы, прибывающие из различных уголков необъятной нашей родины.
Строгие Варвара Ивановна и тетя Надя в дом их не пускали.
Девушки караулили часами на улице.
Когда народный любимец умер, толпа собиралась вокруг дома в дни годовщин его рождения и смерти.
Люди пели под гитару песни своего кумира.
Возле входной двери устраивали что-то вроде божницы.
Зажигали свечи.
Водружали портрет Высоцкого.
Клали цветы.
Ставили полный стакан водки.
Чокались, выпивали и разговаривали со стаканом.
Они верили, что кумир, как Илья Пророк во время Седера, прилетит и выпьет водку с ними.
Делали замеры в стакане.
Спорили.
Отпил! Не отпил!
Сила искусства
Однажды в мастерскую пришел известный грузинский кинорежиссер. Алеся приготовила угощение.
Кинорежиссер попросил показать работы.
Рассматривая картины, гость в восторге повторял две фразы:
«Факт искусства состоялся!» и «Гриша, ты – бык-производитель!».
На следующий день раздался звонок.
Жена подошла к телефону.
Услышала голос вчерашнего посетителя:
– Послушай! Потрясающе! Я с ума сходил! Ночь не спал! Глаз не сомкнул! Колоссальное впечатление!
Алеся подумала:
– Вот она, сила искусства!
Оказалось, кинорежиссер имел в виду вовсе не мое искусство, а Алесю.
Почему вы еще здесь?
Володя Тольц осуществлял связь между Западом и изгнанным в Горький академиком Сахаровым.
Тольца вызвали на Лубянку:
– Владимир Соломонович, не уедете – посадим.
– Как же я уеду?
– Да хоть по еврейской линии.
– Вызовы не доходят.
– Ваш дойдет.
Через несколько месяцев звонят:
– Почему вы еще здесь?
– Так вызов не дошел!
– Езжайте в ОВИР. Заполняйте анкеты.
В ОВИРе Володя поинтересовался:
– Кого писать в графе «К кому едете»?
– А ТАМ разве не сказали?
– Нет.
– Тогда все равно кого.
И Тольц написал имя и фамилию кагэбэшника, который вел его дело.
Эмигрантка из России
– Американцы некрасивые. Если видишь красивую женщину, это наша, русская. Она оденется. Накрасится. Умеет себя подать.
Затем, взглянув на Алесю, добавила строго:
– Вот вы, молодая женщина. Почему вы не краситесь? Вы же все-таки среди людей.
Скажите вашему мужу
На Брайтон-Бич к Алесе подошел незнакомый человек крошечного роста, представился Валерой и, заикаясь, вымолвил:
– Обожаю картины вашего мужа. Вот послушайте: моя жена каждое утро бегает по пляжу – и хоть бы что, а я живу в Америке двадцать лет и до сих пор стесняюсь раздеваться. Скажите вашему мужу: пусть отразит все это в живописи.
Так и победили
1966.
Лежу в больнице после операции аппендицита.
В палате тринадцать человек.
Выздоравливающий инженер в синих тренировочных штанах рассказывает, как израильтяне победили в Шестидневной войне:
– Аллах запретил правоверным смотреть на голых баб. Евреи посадили евреек в чем мать родила на танки – и вперед. Арабы отворачиваются, евреи их убивают. Так и победили.
Или мы – их, или они – нас
В середине 60-х на русский язык перевели книгу «прогрессивного» французского философа-коммуниста Роже Гароди «О реализме без берегов».
Сочинение издали под грифом «Для научных библиотек».
Автор сделал попытку расширить понятие «реализм», включив в «правильное», с точки зрения коммунистов, искусство неправильных модернистов вроде Сезанна и Пикассо.
Столичная творческая интеллигенция оживилась, надеясь идеями уважаемого француза оправдать перед властью собственные модернистские эксперименты.
Прослышав про настроение умов, преподаватели Суриковского института пригласили моего знакомого философа прийти и изложить суть книги.
Добросовестный докладчик часа два подробно рассказывал, объяснял, комментировал.
Когда лекция закончилась, поднялся один из профессоров и сказал:
– Я так понимаю дело: в мире есть муравьи рыжие и черные. Я лично рыжий. Или мы – их, или они – нас.
В свое время
Сотрудник Института социологических исследований АН СССР Шляпентох предал Родину и подал документы на выезд.
Устроили собрание, чтобы осудить.
Слово предоставили заведующему редакторским отделом Владимиру Ивановичу Ненашеву.
Ненашев начал издалека:
– История России неразрывно связана с эмиграцией. В свое время сам Ленин эмигрировал…
Продолжить ему не дали.
Сердобольная хозяйка
В 70-е годы иностранцы, интересовавшиеся русским искусством, бывали в одной из московских квартир в центре города.
Там можно было встретить непризнанных гениев – неофициальных художников. Увидеть их картины.
И при желании недорого приобрести. За сто-двести рублей.
На стенах попадались также работы художников русского авангарда.
И иконы.
Однажды жене французского дипломата приглянулась красивая икона шестнадцатого века.
Названная хозяйкой квартиры цена показалась дипломату слишком высокой.
Между супругами разгорелся спор из-за денег.
В результате они ушли с пустыми руками. Дома не могли уснуть. Икона стояла перед глазами.
Решили, что купят ее за любые деньги.
Назавтра пришли по знакомому адресу.
На стене, где висела икона, было пустое место.
Оказывается, редкую вещь приобрели другие иностранцы из другого посольства.
Французы стали ссориться, кричать друг на друга.
Хозяйка дома, не понимавшая по-французски, испугалась и ко всеобщему изумлению воскликнула:
– Успокойтесь, все можно поправить! Мастер еще жив!
Сон
Приснился сон: Я – бутерброд: хлеб спит, начинка бодрствует.
Недавно нашел у Юнга: «Я – пирожное с черносливом, приготовленное из гречневой муки и кукурузных зерен».
Сон
Я выгнулся гигантским мостом. Руки на одном берегу реки, ноги – на другом.
По моему железному животу гуляют люди, едут автомобили.
Под спиной проплывают корабли. Не пошевелиться.
В общем я доволен.
Но хотел бы знать: это временно или навсегда?
У Ницше: «В человеке важно то, что он мост, а
