Шрифт:
Закладка:
Она знала, что французский закон не допускает женщин к трону. Она приветствовала вторую беременность и молилась о сыне, но у нее случился выкидыш, настолько мучительный, что она потеряла большую часть своих волос.52 Она попыталась снова, и 22 октября 1781 года у нее родился мальчик, которого назвали Луи-Жозеф-Ксавье. Циники сомневались в отцовстве ребенка, но счастливый король не обращал на них внимания. «Мой сын Дофин!» — кричал он. «Мой сын!»
IV. КОРОЛЬ-БОНХОММ 53
За исключением возраста, Луи был всем тем, чем не была его жена. Она была изящной, ловкой, подвижной, игривой, импульсивной, шипучей, легкомысленной, экстравагантной, самоуверенной, гордой, всегда королевой; он — неуклюжим, инертным, нерешительным, серьезным, тихим, трудолюбивым, бережливым, скромным, рассеянным, ни на йоту не похожим на короля. Он любил день, работу и охоту; она — ночь, карточный стол и танцы. И все же, после этих первых лет, брак не был несчастливым; королева была верна, король — любим, а когда пришло горе, оно скрепило их.
Черты его лица были правильными; он мог бы быть красивым, если бы контролировал свой вес. Он был высок и мог бы быть королевского роста, если бы не ходил с покатыми плечами и тяжелой походкой. У него было плохое зрение, что способствовало его неуклюжести. Его волосы редко приводились в порядок; «его лицо было очень запущенным», — сообщала мадам Кампан.54 Он был мускулистым и сильным; одну из своих страниц он поднимал одной рукой. Он жадно ел. Пил умеренно, но иногда пьянел от еды, и ему приходилось помогать дойти до кровати».55 У него было мало страстей, мало экстазов удовольствия, мало крайностей боли.
Он плохо ладил с окружавшими его французами, которые были приучены к бдительности ума и остроумной готовности речи; однако в частных беседах он поражал таких людей, как Иосиф II, своими обширными знаниями и здравым рассудком. Слышал принца Генриха Прусского, брата Фридриха Великого:
Король удивил меня…. Мне говорили, что его образованием пренебрегли, что он ничего не знает и не имеет духа. В разговоре с ним я был поражен, увидев, что он прекрасно знает географию, что у него есть здравые идеи в политике, что счастье его народа всегда было в его мыслях, и что он полон здравого смысла, который в принце стоит больше, чем блестящий ум; но он слишком не доверял себе».56
У Людовика была хорошая библиотека, и он ею пользовался. Он читал и частично перевел книгу Гиббона «Упадок и падение Римской империи»,57 но отложил ее в сторону, почувствовав антихристианскую тенденцию. Он читал и перечитывал «Историю восстания» Кларендона, словно предчувствуя, что повторит судьбу Карла I. «Если бы я был на его месте, — говорил он, — я бы никогда не поднял меч против своего народа».58 Для руководства тихоокеанской экспедицией Лаперуза (1785) он составил подробные инструкции, которые его министры приписали ученым из Академии наук.59 Он поддерживал тесную связь с различными министерствами, особенно по иностранным делам. Вашингтон и Франклин восхищались его суждениями.60 Его слабости были скорее волевыми, чем умственными, и, возможно, были связаны с тяжелой диетой и плотью. Главным было его неумение противостоять убеждению или переходить от размышлений к действиям. Он сам практиковал экономию, но был слишком любезен, чтобы навязывать ее другим, и по приказу жены подписал сотни тысяч франков.
У него не было недостатка в добродетелях. У него не было любовницы, и он был верен в дружбе, возможно, за исключением Тюрго. «Вполне вероятно, что после Тюрго он был человеком своего времени, который больше всего любил народ».61 В день своего восшествия на престол он велел генеральному контролеру финансов распределить 200 000 франков среди бедняков и добавил: «Если, учитывая нужды государства, вы сочтете это слишком большой суммой, то возьмете ее из моей пенсии».62 Он запретил сбор «коронационного налога», который превращал начало царствования в новое бремя для нации. В 1784 году, когда Париж страдал от наводнений и эпидемий, он выделил три миллиона франков на общественную помощь. Во время суровой зимы он позволял беднякам день за днем проникать на его кухню и угощаться. Он был христианином по названию, по сути и по соблюдению; он неукоснительно следовал всем ритуалам и предписаниям церкви; и хотя он любил еду, он соблюдал все посты Великого поста. Он был религиозен без фанатизма и показухи; именно он, ортодоксальный и благочестивый, предоставил гражданские права протестантам Франции. Он пытался примирить христианство с правительством, что является самым сложным делом в мире.
Несмотря на свою любовь к простоте, внешне он должен был жить как король: проходить через официальные проводы, позволять пажам и придворным одевать себя, читать в их присутствии утренние молитвы, давать аудиенции, председательствовать в совете, издавать указы, посещать обеды, приемы, балы — хотя он и не танцевал. Но насколько позволяли его положение и аппетит, он жил как любой добропорядочный гражданин. Он был согласен с Руссо в том, что каждый человек должен учиться какому-либо ремеслу; он изучил несколько ремесел, от изготовления замков до каменной кладки. Мадам Кампан рассказывает, что «он пускал в свои личные апартаменты обычного слесаря, с которым делал ключи и замки; и его руки, почерневшие от такой работы, часто становились в моем присутствии предметом упреков и даже резких укоров со стороны королевы».63 Его увлекало все, что касалось строительства; он помогал дворцовым рабочим перемещать материалы, балки, брусчатку.
