прошептала она, — чтобы они могли сказать, что я послала им ангела».9 В кортеже было 132 человека — фрейлины, парикмахеры, портнихи, пажи, капелланы, хирурги, аптекари, повара, слуги и тридцать пять человек для ухода за лошадьми, которых меняли четыре-пять раз в день во время долгого пути в Париж. Через шестнадцать дней процессия достигла Келя, расположенного на Рейне напротив Страсбурга. На острове в реке Мария сменила австрийский наряд на французские одежды; ее австрийские сопровождающие покинули ее, чтобы вернуться в Вену, и были заменены свитой французских дам и слуг; отныне Мария Антония стала Марией-Антуанеттой. После долгих церемоний ее привезли в Страсбург под пушечную пальбу, звон церковных колоколов и всеобщее ликование. Она плакала, улыбалась и терпеливо проходила весь долгий ритуал. Когда бургомистр начал речь на немецком языке, она прервала его: «Не говорите по-немецки, господа; с сегодняшнего дня я не понимаю никакого языка, кроме французского». Дав ей день на отдых, конкурс начал свой транзит по Франции.

Было решено, что король и дофин с большей частью двора отправятся в Компьень, расположенный в пятидесяти двух милях к северо-востоку от Парижа, чтобы встретить кортеж дофины. Он прибыл 14 мая. Невеста выпрыгнула из кареты, подбежала к Людовику XV, поклонилась до земли и оставалась в таком положении до тех пор, пока король не поднял ее и не поставил на место, милостиво заметив: «Вы уже член семьи, мадам, ибо ваша мать имеет душу Людовика XIV».10 Расцеловав ее в обе щеки, он представил Дофина, который сделал то же самое, но, пожалуй, с меньшим удовольствием. 15 мая объединенные процессии отправились в Версаль. Там, 16 мая 1770 года, официальный брак подтвердил свадьбу по доверенности, состоявшуюся месяцем ранее. В тот вечер в новом оперном театре был устроен большой праздник. Король предупредил Луи-Огюста, что тот ест слишком много. Дофин ответил: «Я всегда лучше сплю после хорошего ужина».11 Он так и сделал, заснув вскоре после того, как лег на брачное ложе.

Ночи напролет он спал с одинаковой готовностью, а утром рано вставал, чтобы отправиться на охоту. Мерси д'Аржентау предположила, что недавний быстрый рост Луи-Огюста затормозил его сексуальное развитие и что остается только ждать. Мария Терезия, проинформированная о ситуации, написала дочери: «Вы оба так молоды! Что касается вашего здоровья, то все к лучшему. Вы оба наберетесь сил».12 Некоторые врачи дофина усугубляли ситуацию, говоря ему, что физические упражнения и хорошее питание будут стимулировать развитие амурных отношений; напротив, они делали его более плотным и сонным. Наконец, в конце 1770 года дофин попытался заключить брак, но потерпел неудачу; единственным результатом стала разочаровывающая боль. Граф Аранда, испанский посол, доложил своему королю: «Говорят, что препятствие под крайней плотью делает попытку соития слишком болезненной» или «что крайняя плоть настолько толстая, что не может расширяться с упругостью, необходимой для эрекции».13 Хирурги предложили устранить это затруднение с помощью операции, похожей на обрезание, но дофин отказался.14 Он предпринимал неоднократные попытки, но безрезультатно, только раззадоривая и унижая себя и свою жену. Такое положение сохранялось до 1777 года. Чувство супружеской неполноценности углубляло чувство неполноценности Дофина и, возможно, способствовало тому, что он стал таким нерешительным и неуверенным королем.

Вероятно, эти семь лет супружеского разочарования повлияли на характер и поведение Марии-Антуанетты. Она знала, что мужчины и женщины при дворе безжалостно смеются над ее несчастьем, а большая часть Франции, не зная причины, обвиняет ее в бесплодии. Она утешала себя походами в оперу или театр в Париже и предавалась дорогостоящей экстравагантности в одежде. Она восставала против частого общения с придворными, со всеми их церемониями и протоколами; она предпочитала интимную дружбу с такими отзывчивыми душами, как принцесса де Ламбаль. Долгое время она отказывалась разговаривать с мадам дю Барри, то ли из-за неприязни к ее нравам, то ли из-за зависти к тому, что другая женщина пользуется такой любовью и таким влиянием у короля.

10 мая 1774 года умер Людовик XV. Придворные бросились в апартаменты дофина. Они застали его и дофину на коленях, плачущими и молящимися. «О Боже, — взывал девятнадцатилетний юноша, — защити нас! Мы слишком молоды, чтобы править!» А другу он сказал: «Какое бремя! Я ничему не научился. Кажется, что вселенная обрушится на меня».15 Весь день по Версалю и Парижу, а затем и по всей Франции, куда только доносилась эта новость, мужчины, женщины и дети радостно кричали: «Король умер, да здравствует король!» Какой-то обнадеженный парижанин начертал на статуе Генриха IV слово Resurrexit;16 Великий король восстал из мертвых, чтобы вновь спасти Францию от хаоса, коррупции, банкротства и поражения.

II. ПРАВИТЕЛЬСТВО

Что было не так с правительством? Оно было не таким деспотичным, как прусское, не таким коррумпированным, как английское; в его бюрократическом аппарате и провинциальной администрации было немало хороших и способных людей. Тем не менее монархия Бурбонов не успевала за экономическим и интеллектуальным развитием народа. Революция пришла во Францию раньше, чем в другие страны, потому что средние классы достигли более высокой ступени интеллекта, чем в любой другой современной стране, а бдительный и возбужденный ум ее граждан предъявлял к государству более жесткие требования, чем приходилось предъявлять любому правительству того времени.

Фридрих II и Иосиф II, приверженцы философии и абсолютной монархии, привнесли в политическое управление Пруссией и Австрией такой порядок и компетентность, каких не было в то время во Франции, любившей латинскую расхлябанность и легкость. «Повсюду царили путаница и хаос».17 В Версале Королевский совет конфликтовал по вопросам юрисдикции с министрами департаментов, которые конфликтовали друг с другом, поскольку их функции пересекались, поскольку они конкурировали за одни и те же государственные средства, и поскольку не было никакой власти, которая могла бы привести их политику в соответствие. Нация была разделена на две части: судебную (bailliages или sénéchaussées), финансовую (généralités), военную (gouvernements), церковную (paroisses и provinces). В каждой женералитете интендант вступал в конфликт с губернатором и региональным парламентом. По всей Франции интересы сельских производителей сталкивались с интересами городских потребителей, богатые конфликтовали с бедными, дворяне с буржуазией, парламенты с королем. Нужны были объединяющая причина и властная воля; причина появилась только в 1792 году, а воля — в 1799-м.

Одним из худших аспектов французской жизни было