— Хех… редко…

— Да… теперь я еще более проникся историей Вазника… — вздохнул Данноэ’саэвэль.

— Ты особо не тай. Вазник из тех, кто ради своей цели пойдет по головам.

— Да не, брось. Он выше этого. Просто хочет лучшей доли для своей расы. Ведь я эльф, и, будь он таким, неприязненно бы ко мне относился.

— Я и не говорил, что он точит зуб на эльфов. Он хочет править с представителями других рас Разноместом на равных. И ради этого пойдет по трупам, не важно, к какой расе они будут принадлежать…

Данноэ’саэвэль ничего не ответил, погрузившись в мысли. Он думал про свой нос, про камни, которые приобрел, про безумца на рынке, про гнома-градоначальника Темносвода, про то, что их ждет впереди.

Ранний подъем, мягкие сиденья и укачивающая карета стали погружать его в сон. Мысли начали превращаться в цветные картинки, не подконтрольные ему. Какие-то образы, бессмысленные диалоги. Сновидения сменяли друг друга. На этот раз ему привиделся Величайший Мост. Хоть он никогда и не видел его своими глазами, эльф не сомневался, что это был он. На душе стало тепло и радостно. Казалось, что Рианэсс так близко к нему. На величественный и необъятный мост падали крупные хлопья снега. Это было восхитительное зрелище. Он смотрел на него откуда-то сверху, словно был птицей. Непонятно, в какой момент радость на душе сменилась тревогой. Последующая ослепительная вспышка на середине моста и поспевающая за ней ударная волна с грохотом заставили его тут же вздрогнуть и проснуться.

— Привиделось чего? — отвлекся Сормит от ухода за ногтями и поднял взгляд на друга.

— После твоей истории про гномов и эльфов приснился взрыв на мосту, — уселся поудобней эльф.

Дверг улыбнулся. Зеленые глаза вернулись вновь к кусачкам и ногтям.

Глава 9. Три ветви

Вайнар думал о брате, о своем племени. Размышлял о сложившейся ситуации и как из нее выбраться. Ему казалось, что он уже неделю находится в яме. Голод мучил первые несколько дней, но сейчас прошел, как и боль. Не волновало, что по нему ползали то ли пауки, то ли сколопендры. Разве что безумно хотелось пить. Бывало, что он мог задремать, но вскоре просыпался. В какой-то момент Вайнар подумал, что его уже отсюда не вытащат и эта тесная дыра станет ему могилой. Он бы, может, и сошел с ума, но мозг непрерывно работал, а дух не пал. Рэйнор постоянно помогал ему и даже сейчас: цель — найти его, поддерживала жизнь и не давала свихнуться.

Часто он вспоминал об Айзаре и корил себя за то, что, скорее всего, тот уже убит по его вине. Если бы он так недальновидно не поступил в тот день, если бы совладал с эмоциями и не накинулся безнадежно на конвоира, если бы подумал о том, что этим он ничего не добьется, а только усугубит положение собственное и Айзара — возможно, тот был бы жив. Вайнар же мог поднять мятеж невольников и всех освободить. Тьма, что окружала его, через какое-то время начала нашептывать нечленораздельные слова, которые он не понимал. Ясность ума уверенно давала понять, что это игры воображения и его безумие пока под надежным контролем.

Он вновь был погружен в детские воспоминания, в которых они с Рэйнором подкармливали муравейники, бросая в них жучков, бабочек и других крупных насекомых. У каждого из них была собственная колония муравьев, и они воображали себя Богами, которые дают пищу трудолюбивым насекомым, облегчая их охоту. Бывало, каждый из них выбирал по одному муравью из своего муравейника, и они устраивали битву в угоду Богам. То есть, конечно, себе. Вайнар отчетливо услышал радостный смех брата, как тогда, когда его муравей одерживал победу, и это заставляло его улыбаться.

Внезапно он услышал шаги, которые рассеяли детские воспоминания. Над головой что-то громко загремело, на голову посыпался песок, а в яму ворвался свет, который обжег ему глаза. Он зажмурился как мог и застонал.

— Поднимите его, — сухо сказал ненавистный голос.

Он почувствовал, как веревки под подмышками натянулись и потянули его вверх. Когда он уже лежал на поверхности, его с обеих сторон взяли под плечи и подняли. Ноги не слушались, он не мог на них твердо стоять.

— Ну как, тебе хватило трех дней подумать над своим поведением?

Вайнар постепенно стал разжимать веки. Новость о том, что он провел в яме три дня, а не неделю, как считал он, была неожиданной. Вдруг в его лицо плеснули водой. Придя в себя, он начал облизывать сухие губы.

— Да на, на, пей.

К его губам поднесли горлышко, и он начал жадно пить.

— Ну все, довольно. Хватит тебе.

Наконец, вождь племени Варана приоткрыл глаза и увидел перед собой Морала.

— Я созрел выслушать твои извинения, — с довольной, почти приятельской улыбкой сказал тот.

Вайнар чувствовал, что, если сейчас стражники отпустят его, он не сможет устоять и упадет.

— Я приношу свои извинения.

— Что ты там бубнишь? Я ни хрена не слышу.

Вайнар набрал полной грудью воздух.

— Я приношу свои извинения!

— Я смотрю, тебе не по душе новое жилье, — продолжал улыбаться Морал. — Ладно, твои извинения приняты. На, можешь еще выпить.

Он вставил глиняной сосуд в руки Вайнара, и тот моментально выпил все до капли.

— Отведите его обратно в яму.

Стражники начали выполнять приказ.

— Тот парень, он жив? — обернулся Вайнар к Моралу.

Орки, что вели его под руки, остановились, позволив услышать ответ.

— Твой дружок? Увы, ты сломал мне нос и чуть меня не задушил. Тебя я не мог убить, так как ты нужен Рафари, поэтому пришлось отыграться на нем. Не переживай, он недолго мучился. А главное — это будет тебе большим уроком.

Морал жестом показал, чтобы стражники отвели Вайнара в камеру.

В вожде племени Варана что-то оборвалось. Чувствительность ног, которая стала постепенно возвращаться, вновь покинула его.

Когда его не без труда довели до ямы, он сразу увидел, что орков в ней стало гораздо меньше. Стражники открыли решетчатое окно и бросили его внутрь. Четыре орка попытались поймать его, но не удержали, тем не менее смягчив его падение. Медленно Вайнар отполз в сторону. Он сразу отметил, что в яме больше нет его соплеменников.

— Ну, ты как? — спросил его орк из племени Буйвола, с которым он уже был знаком.

— Все нормально. Где остальные? Балавар, Ракыт?

— Забрали. Мы думали, и тебя забрали. Тебя не было три дня, но ты вернулся. Я такое впервые вижу.

— Я был в