В октябре после получения советского меморандума отношения Бонна с Москвой вновь ухудшились. В меморандуме предварительным условием дальнейших переговоров по поводу конкретных совместных проектов называли «безоговорочное признание ГДР». Бонн посчитал это «крайней позицией, с которой невозможно согласиться». В ответ на этот меморандум канцлер Кизингер публично заявил, что в настоящее время не видит «никакой возможности для успешных переговоров» с Москвой. Это еще больше разозлило Кремль, поскольку канцлер своими словами нарушил обещание, ранее взятое на себя Германией, соблюдать строгую конфиденциальность любых переговоров по вопросам внешней политики, которые в будущем могут состояться между двумя странами. В декабре СССР опубликовал жесткое заявление, в котором Брежнев пригрозил полностью прекратить диалог с правительством Кизингера – Брандта. Сам же министр иностранных дел Брандт собирался уйти в отставку[67].

Итак, в начале зимы 1967 г. казалось маловероятным, что Бавария или любая другая земля ФРГ станет импортером красного газа. Шедлю, Бару и представителям сталелитейной промышленности так и не удалось заручиться поддержкой правительства для реализации этого проекта, а советско-германские отношения настолько ухудшились, что и думать не приходилось о каком-то долгосрочном сотрудничестве. Неформально встречаясь с представителями германской сталелитейной промышленности, а также с региональными политиками и газовыми компаниями, советская сторона проявляла большую заинтересованность в экспорте природного газа в Германию. Однако Москва не была готова выступить с официальной инициативой без четко обозначенной поддержки Бонна. Бонн со своей стороны тоже не хотел брать на себя инициативу, предпочитая стратегию выжидания. В такой ситуации наиболее перспективным вариантом для Баварии становился импорт газа из Нидерландов. Внутренние дебаты по поводу альтернативных вариантов, связанных с советским газом, прекратились – теперь в повестке дня все чаще появлялись вопросы о том, как организовать импорт голландского газа, кому будут принадлежать необходимые газовые линии и как осуществлять контроль за подачей газа[68].

Помимо газа из Нидерландов вновь начали рассматривать возможность импорта в Баварию и Баден-Вюртемберг газа из Алжира. По мере того как все более конкретные черты приобретало советско-австрийское соглашение, возникло ощущение, что рассуждения о перспективах импорта газа из Алжира через Югославию и Австрию зашли в тупик. Однако в июле 1967 г. Франция заключила контракт с Алжиром на поставки больших объемов природного газа. Это давало Германии потенциальную возможность импортировать алжирский природный газ транзитом через Францию. Алжирская компания Sonatrah, которая была бы очень рада воспользоваться таким случаем, заявила о намерении открыть для этих целей свой филиал в Мюнхене[69].

Однако идея импорта газа из Алжира уже не вызывала у Шедля такого же энтузиазма, как раньше. После июня 1967 г. никаких прямых контактов между Мюнхеном и Алжиром больше не было. Как и федеральные эксперты по вопросам энергетики из Бонна, Шедль полагал, что французы согласились на покупку алжирского газа по слишком дорогой цене. Поэтому у него были большие сомнения, что Бавария, которой помимо франко-цены на границе с Францией пришлось бы платить еще и за транзит через территорию Франции, сможет договориться об экономически выгодных условиях с Алжиром. Зато Шедль все силы бросил на то, чтобы Бавария импортировала газ из Нидерландов по максимально низкой цене, а также чтобы контракт с голландцами не помешал Баварии позднее заключать контракты с другими поставщиками природного газа[70].

В заключение этой главы необходимо отметить, что вопрос об импорте красного газа был поднят в ФРГ благодаря стремлению Шедля укрепить баварскую энергетическую независимость. Поначалу Шедль идеальным партнером считал Алжир и уже вел конкретные переговоры с алжирским правительством и государственной нефтегазовой компанией Sonatrach. После того как в ноябре 1966 г. было заключено предварительное соглашение об экспорте красного газа в Австрию, баварский министр сфокусировал основные усилия на Востоке. Однако через год сложилось впечатление, что Бавария останется без советского газа, несмотря на то что Шедлю удалось заручиться неформальной поддержкой различных групп интересов в Бонне, представителей германской сталелитейной промышленности, а также самого Советского Союза. Министр иностранных дел В. Брандт и его главный стратег Э. Бар не только воспользовались идеями Шедля, но и расширили их, стремясь максимизировать полезность проекта с точки зрения международной политики. Однако время для этого оказалось не самым подходящим. В советско-германских отношениях наметились некоторые улучшения, но новая восточная политика «изменения путем сближения» все еще не завоевала всеобщего признания. Ключевые советники Министерства иностранных дел и Министерства экономики до сих пор не избавились от традиционной подозрительности ко всему, что было связано с СССР. Похожие чувства испытывали и представители советской стороны. Это проявилось в их нежелании выступить с инициативой и обратиться к федеральному правительству в Бонне с конкретными предложениями по экспорту, несмотря на явную готовность к кооперации, о чем советская делегация неоднократно заявляла во время неформальных встреч с баварскими и германскими представителями газовой и сталелитейной промышленности.

6. От контракта до подачи газа: советско-австрийский опыт

В июне 1968 г., когда был заключен первый советско-австрийский контракт по экспорту газа, все еще было невозможно предугадать, какое будущее ждет красный газ в Европе. Газовые компании, а также правительства ряда западноевропейских стран и Японии проявляли большой интерес к импорту природного газа с Востока, однако результаты переговоров по этому вопросу до сих пор были более чем скромными. Казалось, что переговоры Италии с Москвой вот-вот закончатся ничем. Франция так или иначе вышла из переговорного процесса. Бавария, как было показано в предыдущей главе, теперь больше ориентировалась на поставки газа из Нидерландов, чем из СССР. Советский Союз еще меньше продвинулся в переговорах с Финляндией, Швецией и Японией.

Одна из причин такого медленного развития событий состояла в том, что Западная Европа не была уверена, можно ли доверять Советскому Союзу. Как мы уже видели, критики проекта пытались понять истинные причины, по которым Москва стремилась выйти на западноевропейский газовый рынок. Они опасались, что экспорт газа позволит СССР использовать торговлю для «манипулирования» в политических и иных целях. Определенные сомнения вызывала также техническая и организационная подготовленность Советского Союза к выполнению потенциальных договоренностей. На этом фоне заключение сделки с Австрией имело чрезвычайно важное значение. Если бы между ÖMV и Мингазпромом возникли какие-то проблемы, то это отбило бы желание у других западноевропейских газовых компаний действовать по примеру Австрии. Однако если бы все сложилось успешно, экспорт газа в Австрию был бы подтверждением принципиальной возможности торговли газом между Западом и Востоком. В этом случае сделка с Австрией помогла бы Москве обеспечить дополнительные экспортные контракты и стала бы отправной точкой для гораздо более масштабной газовой интеграции