– Потому что не могу! – закричал он. – Потому что мне это каждую ночь снится! Потому что они должны платить за то, что сделали!

Фанни зажмурилась. Из другой комнаты донёсся плач дочери. Плечи Фанни обмякли. Когда она заговорила снова, голос дрожал.

– Это всё из-за брата?

– Что?

– Это из-за Нико? Ты хочешь отомстить мне?

– Не говори глупостей. Я хочу помочь этому человеку найти нацистов, чтобы они получили по заслугам, вот и всё! И я это сделаю!

Он гневно уставился на неё, чувствуя, как сжимаются челюсти. Но вынужден был отвести взгляд, ведь – уж я-то знаю – Фанни была права. Да, большая его часть хотела, чтобы Удо Графа схватили, осудили и казнили тысячу раз, снова и снова.

Однако другая часть его души желала, чтобы этот человек в Вене разыскал кое-кого другого, некоего молодого помощника нацистов по имени Нико Криспис.

И привлёк его к ответственности.

Удо идёт в парк развлечений

Враг моего врага – мой друг. Это выражение уходит корнями в глубь веков. Но после окончания Второй мировой войны его стали повторять с такой невообразимой частотой, что мало кто вообще понимал происходящее.

Высокопоставленные нацисты уже давно были целью американских военных. Но когда рейх стал рушиться, США обратили свой взор на нового врага. Ещё до того, как Волк проглотил капсулу с цианидом и пустил пулю себе в голову – и через восемь дней после этого его страна капитулировала, – агенты американской разведки незаметно изменили стратегию. С Германией было покончено. Следующей серьёзной угрозой стал Советский Союз. А никто не знал о русских так много, как нацисты, никто не ненавидел их так сильно, и никто не сражался против них с таким же упорством.

Поэтому, когда война закончилась и тысячам эсэсовцев удалось бежать по крысиным тропам, многим из них тайно предложили работать на правительство Соединённых Штатов, где им обещали новые имена, работу, дом и защиту при условии, что они помогут обезвредить своего старого заклятого врага в лице русских.

Американской общественности не было известно об этой вербовке, и так продолжалось многие десятилетия. Не удивляйтесь. В искусстве лжи правительства могут переплюнуть кого угодно.

Удо Граф, пересёкший Атлантический океан на тихоходном судне, уже год жил в квартире в Буэнос-Айресе. У него было фальшивое имя и работа в мясной лавке. Он выучил несколько фраз на испанском, чтобы как-то обходиться. Удо успокаивал себя тем, что это «лишь временно», – один из этапов долгого, продуманного плана по возвращению к власти. Он не высовывался и держал ухо востро.

К началу 1947 года Удо познакомился ещё как минимум с тремя депортированными немцами, живущими в радиусе пяти миль от него; все были офицерами СС. Они тайно встречались по выходным. Делились слухами о нацистах, завербованных Соединёнными Штатами. Удо заявил, что был бы рад такой возможности.

Однажды в субботу он готовил отбивную из телятины, когда вдруг услышал стук в дверь. С лестничной площадки донёсся ровный, низкий голос, произнёсший на безупречном немецком языке:

– Герр Граф. Пожалуйста, впустите меня. Вам ничего не угрожает. У меня к вам предложение о работе. Думаю, вам будет интересно узнать подробности.

Удо снял сковороду с огня. Направился к двери. В кармане висевшего в коридоре пальто он держал пистолет. Удо положил руку на этот пистолет.

– Откуда предложение? – спросил он.

– Разве вам неинтересно сначала узнать суть?

– Откуда? – повторил Удо.

– Вашингтон, округ Колумбия, – сказал мужчина. – Это…

Удо открыл дверь. Схватил своё пальто.

– Я знаю, где это, – сказал он незнакомцу. – Пойдёмте.

* * *

Через полгода Удо Граф стал работать в лаборатории в пригороде Мэриленда под новым именем Джордж Меклен; в документах значилось, что он бельгийский иммигрант. Завербовавшие Удо американцы узнали, что он учился точным наукам, и предположили, что он пользовался своими знаниями при работе в СС. Им не терпелось узнать, какие сведения у него есть о Красной Армии. Удо, так умело закрывающий на меня глаза при каждом удобном случае, нагло врал, что действительно обладает такой информацией, и даже хвастался, что бо́льшую часть войны занимался шпионажем и разработкой оружия. Чем чаще он произносил слово «коммунисты», тем больше американцы были расположены верить всему, что он говорил.

– По нашим сведениям, вы были в Аушвице, это правда? – поинтересовался американский агент во время беседы в обшитом деревянными панелями кабинете. Агент, коренастый мужчина с короткой стрижкой, свободно говорил по-немецки. Удо отвечал на его вопросы осторожно.

– Аушвиц? Я был там, да.

– Вы там не работали?

– Конечно, нет.

– Какова была цель ваших поездок?

Удо выдержал паузу.

– Как, вы сказали, вас зовут, офицер?

– Я не офицер. Просто агент.

– Прошу прощения. У вас идеальный немецкий. Вот я и предположил, что вы начальство.

Агент откинулся в кресле и с напускной скромностью улыбнулся. Удо принял это к сведению. Из человека, который любит комплименты, можно вылепить всё, что душе угодно, сказал он себе.

– Бен Картер, – сказал агент. – Так меня зовут. Немецкий я выучил благодаря матери. Она выросла в Дюссельдорфе.

– Что ж, агент Картер, вы должны понимать, что Аушвиц был не просто лагерем. Там находилось много заводов, жизненно необходимых нашей армии. Я приезжал на эти заводы, чтобы разъяснить план действий на случай воздушной атаки.

Он добавил:

– Со стороны русских.

Глаза мужчины округлились.

– А что вам известно о зверствах, которые творились в Аушвице?

– Зверствах?

– О газовых камерах. Казнях. Множестве евреев, которых, говорят, там убили?

Удо попытался изобразить ужас.

– О подобных подозрениях мне стало известно только после войны. Сам я занимался обороной. И, конечно, был потрясён, когда прочитал о том, что там могло такое происходить.

Внимательно глядя Удо в глаза, Картер взял ручку.

– Как немец я, естественно, желал победы своей стране, – продолжал Удо. – Но как человек я не вижу оправданий такой жестокости по отношению к еврейским пленным. Да и вообще к кому бы то ни было.

Агент начал что-то записывать, а Удо продолжал говорить. Его слова полностью расходились с его мыслями.

– Какие ужасные вещи могли там происходить.

Мы были королями. И станем ими снова.

– Если всё, что говорят, правда, то такая бесчеловечность непозволительна.

Разве что жертвы – нелюди.

– Я сожалею о том, что могли сделать те люди во имя нашей нации.

Ни о чём я не сожалею.

Агент Картер закончил писать и закрыл папку. И когда он подался вперёд и сказал: «Давайте поговорим о русских ракетах», Удо понял, что ему отпустили все грехи. Священник ошибался. Не нужен