Шрифт:
Закладка:
– Нейт, я должен тебя спросить, – сказал он. – У тебя на стене висит диплом. А учился ли ты на самом деле в той школе?
Нико почувствовал, как по коже побежали мурашки. За всё его пребывание в США это был первый случай, когда его уличили во лжи. В голове метались мысли. Как они узнали? Что ещё им известно? Он вспомнил учёбу в Англии и свои успехи на парах, которые он посещал под именем Томаса Гергеля. Учился ли он на самом деле в той школе? Учился, конечно.
– Нет, – ответил он. – Простите. Я подумал, это впечатлит людей.
Владелец пожал плечами и медленно выдохнул.
– Что ж. Лично мне всё равно. Не стоило говорить с тем репортёром. Мы с этим разберёмся.
– Что вы имеете в виду?
Он хлопнул Нико по плечу.
– Не переживай. Продолжай отбирать таланты. Но больше никакой лжи, договорились?
Нико смотрел ему вслед. День за днём он ждал, когда правда выйдет наружу. Но ничего не произошло. Вестерн вышел в прокат и возымел большой успех. Нико дали премию. Спустя три месяца он ушёл из студии и основал собственную компанию, где из офиса был прямой выход на парковку и никто из сотрудников не видел, когда владелец приезжает и уезжает.
Сердце и чего оно жаждет
Позвольте мне порассуждать о любви. Возможно, вы спросите, что о ней может знать Правда. Но вспомните, каким словом люди описывают любовь в её самой чистой форме?
«Истинная».
Так что мне есть что сказать.
На протяжении многих веков вы спорили о том, что такое истинная любовь. Кто-то считает, что это когда счастье другого человека для тебя важнее собственного. Другие говорят, что это когда не можешь представить мир без своего партнёра.
По моему мнению, истинная любовь проста. Это любовь, в которой не лжёшь самому себе.
В глубине души Фанни знала правду – она никогда по-настоящему не любила Себастьяна. Он подарил ей домашний очаг. Стал для неё успокоением. Когда они встретились в Салониках у Белой башни, оба были живы, но сами толком не знали почему. Благодаря свадьбе их выживание обрело смысл.
Но этот брак был порождён трагедией, а на церемонии присутствовала смерть. Их любовь была не столько друг к другу, сколько к призракам, которые нашёптывали Фанни и Себастьяну совершенно разные вещи. Со стороны Фанни был один отец, и он говорил ей: «Живи своей жизнью». Со стороны Себастьяна же стояли три поколения, убитые в лагерях, и их голоса в голове вопили: «Отомсти за нас!».
Поэтому, несмотря на возражения жены, Себастьян всё-таки перевёз семью в Вену, чтобы работать с Охотником за нацистами.
Фанни так и не простила его за это.
Она ненавидела Австрию. Ненавидела свои воспоминания. Ненавидела холод. Она отказывалась учить немецкий, ходить в горы или учиться кататься на лыжах. Фанни посвящала всё своё время воспитанию Тии, вертелась вокруг дочери после школы и постоянно напоминала ей о еврейских корнях. Тиа выросла в застенчивого, умного, начитанного подростка и, прямо как собственная мать, почему-то совсем не осознавала, насколько она красива. Тиа часто спрашивала, когда они вернутся в тёплую Грецию, где можно купаться в море.
Себастьян устроился работать ночным сторожем, поэтому днём у него оставалось время на то, чтобы помогать Охотнику за нацистами просматривать списки, звонить, писать письма и искать информацию. В управлении работала небольшая группа таких же преданных своему делу сотрудников, большинство из них были бывшими заключёнными лагерей. Они курили и пили кофе. На стене висели фотографии сбежавших нацистов, сотрудники управления праздновали каждый арест или депортацию. Себастьян часто пропускал обеды и ужины с семьёй, чтобы подольше поработать с этими людьми, а когда возвращался домой, пытался рассказывать о достигнутых результатах, но Фанни запрещала это делать.
– Только не при Тиа, – сказала она.
– Наша дочь должна знать, что случилось с её родными, Фанни. Она должна знать, почему у неё нет ни бабушек, ни дедушек, ни кузенов!
– Зачем? Чтобы это преследовало и её тоже? Почему ты не можешь жить дальше? Почему ты продолжаешь говорить о нацистах, только о них? Почему ты постоянно возвращаешься к прошлому?
– Я делаю это ради всех, кого потерял.
– А как же те, кто ещё рядом?
Этот спор в той или иной форме происходил не реже раза в месяц. Себастьян считал, что его дело дарит ему смысл жизни. Фанни же была убеждена, что оно разрушает семью. Оба не хотели ссориться, но со временем этот конфликт стал единственным, что их объединяло.
По мере продвижения по службе в управлении Себастьян начал разъезжать по зарубежным городам, надеясь оказать давление на правительства и добиться от них преследования живущих там бывших эсэсовцев. Он постоянно думал об Удо Графе, о чём рассказывал Фанни, и о Нико, о чём Себастьян молчал. Хотя грехи Удо и Нико едва ли можно было назвать равнозначными, каждого из них Себастьян считал военным преступником. И надеялся наказать обоих.
Чем чаще Себастьян уезжал, тем меньше тосковало по нему сердце Фанни, и однажды, когда его поезд задержали и он пропустил церемонию вручения диплома своей дочери, Себастьян и вовсе оказался в стороне.
Тиа плакала в школьном актовом зале, а Фанни крепко сжимала её руку. Она говорила ей, что это было неизбежно, что не стоит переживать и злиться. Фанни повела дочь лакомиться мороженым, а потом поцеловала её перед сном. Когда Себастьян, уже за полночь, наконец-то вернулся домой, Фанни даже не кричала. Не суетилась. Она почти не проронила ни слова. Правда любви в том, что, когда она угасает, тебе уже всё равно. Абсолютно безразлично.
Несколько лет спустя, когда Тиа уехала учиться в университет в Израиле, Фанни достала чемодан, собрала свои вещи и сказала Себастьяну, что отправляется в путешествие. Это была суббота, Шаббат, день, в который соблюдающие религиозные ритуалы евреи не путешествуют.
Фанни было плевать. Муж стоял в дверях, скрестив руки и нахмурив брови. Фанни застегнула пальто и взяла сумку.
– Когда вернёшься? – спросил он.
– Позвоню и сообщу, – ответила она.
Но Фанни уже знала: она не вернётся. И, поскольку
