свежий порез на зажившей ране, вновь окрасив остров в бордово- красные цвета. Несколько островитян попытались окружить Рамоса, но исполинский гигант, прекрасно владеющий секирой, разрубил одного из нападавших ударом в ключицу, а следом нырнул под второго вместе с ножом, что достал из ботинка. Третий нападающий успел нанести удар, но был блокирован кинжалом, а контратакой Рамос вонзил его в висок. Смертельная баталия разразилась на острове, ненароком затягивая в себя и ученого. Осознав, что для кнаийцев он часть армады, Инкритий поднял с песка саблю и стал защищать свою жизнь в бою. Будучи ученым, он провел свое детство и юность плечом к плечу с капитаном стражи Ландау, сильнейшим мечником севера, Альдимом Уореллом, а потому не был легкой добычей. Отбивая удар нападавшего поперечно поставленной саблей, ученый-боец нанес удар кулаком в печень, заставляя скрючиться от боли островитянина, после чего он ударил его ногой, отталкивая от себя. Пытаясь продвинуться к кораблю и прорваться сквозь оцепление, он парировал удары нападавших, не желая бить в ответ. Финт за финтом, в лучших традициях капитана Альдима он блокировал удары, успешно

контратакуя убийц, дабы отбросить их от себя. Он сумел достигнуть подъема на палубу. — Сюда быстрее! — члены экипажа Инкрития вернулись на корабль, оставив пиратов сражаться против островитян.

Рамос, совершенно не чувствуя численного превосходства врага, продолжал рубить их одного за другим. Видя несущегося на себя раскрашенного разного цветами аборигена, капитан корабля размашисто швырнул в него секиру, разрубая берсерку грудь. Молниеносным движением он достиг мертвеца и выдернул из того смертоносный предмет, сразу же нанося удар с разворота по попавшему под руку противнику. Тяжелая битва пролила кровь многих защитников острова и длилась до тех пор, пока загоняющий всех на корабль Инкритий вдруг вновь не услышал звон в своей голове: «Зло, причиненное тебе, вернется к тому, кто его причинил, помни об этом в судный день и прими его спокойно», — так сказали Боги. — Острая боль пронзила голову картографа, заставив упасть на раскаленный песок. Солдаты, защищающие остров, и пираты, сцепившиеся в смертельном бою, резко остановились после разразившейся как гром команды: — Стоп! — Появившийся из ниоткуда Ретина при свете дня казался слегка выше, чем в темноте.

Инкритий, который уже наблюдал главу Вииту как казалось ему в иллюзии, находился в замешательстве. Теряя способность отделять реальность от лжи, он внимательно наблюдал за происходящим.

— Остановись, Рамос! Хватит крови! — голос гарда продолжал играть металлическим звоном. Ретина, не опираясь на трость, направлялся в сторону капитана армады. — Чего ты добиваешься? Повиновения? Ты его получил. Крови? Ее ты тоже получил сполна. — Ретина, взявшись за трость, ткнул ею в грудь одного из павших на острове воинов. — Зачем эти жертвы? Зачем? — Ярость заполнила его глаза, а небо над головой становилось чернее с каждым произнесенным словом. Ветер, мягко гладящий песок на берегу, резко усилился, поднимая в воздух клубы пыли. Раскаты грома, сливающиеся с голосом Ретины, вызывали тревогу непрошеных на острове гостей. — Вы разозлили Богов, и они уже обратили на вас свой взор!

Мелко капающий дождь резко перешел в ливень, а намокший песок стал затягивать стоящих на нем пиратов. Бандиты армады со страхом пытались вылезти из песка, но стали тонуть лишь быстрее. Переполох, созданный бурей, не напугал, казалось, лишь Рамоса, спокойно стоявшего на месте.

— Какая пафосная речь! Ты, видно, глава Вииту. — Опираясь на секиру, вонзенную в землю, и перенося центр тяжести наперед, он сумел выбраться из песка, не проявив особых усилий.

— Ретина, да? Мелех про тебя рассказывал. Сказал, ты человек слова. Это хорошо. Тогда ты поймешь, почему голова Элеуса, так скажем, не в самом собранном виде. — Рамос убрал секиру за спину, и продолжил: — Уговор был таким: вы пользуетесь нашими кораблями, торгуете со всеми островами в Буйном море и рассчитываете на нашу защиту, взамен лишь платите налог от продаж. Все честно. Помимо всего прочего, армада получает свободный доступ к Вииту с оговоркой — не ступать на центральный остров. Так скажи мне, старик, что я нарушил сегодня?

Ретина молча смотрел на захватчика.

— Верно, ничего. А вот старейшина правила нарушил, дав нам два дня для пребывания здесь, под угрозой убийства, собственно, за что и поплатился. Какие претензии, Ретина?

Буйство погоды стало ослабевать, и дождь прекратился. Пираты, затянутые по колени в песок, постепенно стали выбираться из плена. Ветер вновь приятно дул на лицо, не сбивая дыхание, позволяя ученому отдышаться. Шок, в который погрузился Инкритий, граничил со сном. Лишь так человек науки мог объяснить произошедшие события. Иллюзии и изменения погоды, будто по щелчку пальца Ретины, не поддавались логическому объяснению. Металлический гул, звучавший в ушах, пропал так же внезапно, как и возник, оставляя лишь неприятное ощущение перемешанных словно каша мозгов.

Инкритий, держась правой рукой за голову, опирался о деревянную стену корабля. Поднимаясь на палубу, он увидел сидящего спиной к нему помощника. — Люпус, ты это слышал? Голос…голос в голове? — Верный друг и старый соратник по морским путешествиям не отвечал. Лишь сделав пару шагов, картограф заметил кровавый след, петляющий, словно змея, у его ног. — Люпус! — забыв о мигрени, капитан обежал несколько человек, в суете принимающих раненых на корабле, наконец достигнув товарища.

— Инкритий, — будто шепотом произнес Люпус. — Помоги, — кровавый кашель прервал его речь. — Помоги мне! — Стрела, торчащая из грудной клетки, серьезно мешала говорить. Кровь вытекала из его рта, разбавляя серый, как земля, цвет кожи. Каждый вздох давался с трудом, будто нужно было превозмогать груз, придавивший грудь.

— Люпус! На помощь! Санитара, санитара сюда! — в отчаянии кричал ученый, наблюдая, как последние капельки жизни вместе со струящейся кровью вытекают из тела. Кусок ткани, сорванный с рукава, Инкритий придавил к ране, ощутив движение раздробленных стрелой ребер. Белая ткань мгновенно окрасилась в красный, отдавая в воздух железистый аромат. Лицо Люпуса скривилось от мучительной боли, но кровь больше не струилась наружу.

Выигрывались ценные минуты жизни. Подоспевшие медики из числа команды армады погрузили раненого бойца на носилки и унесли в глубь корабля, оставляя на палубе окровавленного ученого.

— Эй, Огедай! — появившийся на палубе Рамос прервал апатию ученого. — Все в порядке, я договорился, можем исследовать остров, сколько хотим. — Капитан армады вновь достал секиру и резко взмахнул ею в сторону от себя, стряхивая оставшиеся кусочки человечины. — Совсем бояться перестали, ублюдки. — Глаза Рамоса горели искрой. Будто ребенок, получивший новогодний подарок, он оглядывал с корабля поле боя, — но теперь они вспомнят, кому служат.

— Рамос! — нам срочно нужно на базу. — Раненым нужна помощь.

— Не переживай, ученый, нам пришлют еще, если нужно.