Рамос громко рассмеялся, будто показывая свой характер стихии.

— Огедай, если честно, ты мужик с яйцами. Когда я увидел тебя в первый раз, решил, что ты слюнтяй расфуфыренный и сбежишь, как укушенный за яйцо кабан. Но ты меня впечатлил, — Рамос говорил очень громко. Его низкий, но звучный голос здесь, в самом дальнем изученном месте Буйного моря, звучал словно издали, находясь в паре метров от Инкрития. — В тебе есть запал — это алчное ощущение знаний, и ради него ты готов на все. Смерть не преграда, а она очень близко, ученый. Чувствуешь этот холод, пробирающий до нутра? Этот ветер, бьющий в лицо? Нет, это не природа, ученый, это холодное дыхание смерти, дышащее тебе прямо в затылок. Смерть, даже она тебя не остановила здесь, далеко за Дароном! Даже даронийцы считают походы сюда самоубийством, а ты здесь!

— Я здесь, чтобы понять, как тут выжить! Если я не пойму, то кто? — Инкритий безуспешно пытался протереть раздраженные, красные от соленой воды глаза мокрым платком, что был надежно спрятан во внутреннем кармане рубашки и, как считал Инкритий защищен от воды. Мокрая тряпка лишь сильнее повредила глаза, образовав смутную пелену перед взором. — Мы уже отправили все корабли на Малат. Данные, что я им предоставил, с лихвой окупят мое здесь пребывание. Их хватит, чтобы написать десятки книг и нарисовать сотни карт. Буйное море, его можно изучить! Мы поняли, — Инкритий будто не замечая всю опасность ситуации, был поглощён своими недавними открытиями, — мы поняли, как они формируются и куда направляются. Штормы циркулируют, но их движение действительно можно предсказать, и лишь здесь, в вечной тьме, эти законы не работают. Но мы…. — Инкритий обратил внимание на изменение лица находящихся на палубе даронийцев, которые внезапно взяли в руки бинокль.

Лицо Рамоса, пребывающего в задорном экстазе, вдруг сменилось тревожной гримасой.

— Черт побери, из-за темноты ничего не видно. Мы уже двое суток идем, словно ночью. Если честно, я и не знаю, когда была ночь, а когда день. Здесь темно, как в трюме, но… — Дароницы видят в темноте словно ясным днем. Эй! — Рамос подозвал к себе одного из близстоящих членов экипажа и, не дожидаясь ответа, вдруг сам бросил взгляд сквозь всепоглощающую тьму. — Корабль идет быстрее, и нас заносит, слышишь? — Рамос прислонил руку к ушам и взял бинокль, то же движение повторил и Инкритий. Гул, словно гигантский орган, играющий в церкви, начал доносится южнее идущего судна, разжигая чувство тревоги. — Вот дерьмо! Поворачиваем! — Рамос быстрым движением отбросил бинокль в сторону Инкрития и с огромным усилием повернул штурвал корабля.

— Вооодоворооот! Прямо по курсу водоворот! Водовороот! — начало доноситься с разных частей корабля.

Корабль, взбираясь на гигантскую, как гора, волну, постепенно поднимался все выше и, словно солнце, озаряющее светом землю, также плавно открывал Инкритию картину, скрытую за толщей воды.

Исполинских размеров воронка поглощала океан, будто огромная пасть, открывшая рот. Размером с Ландау, она казалась непостижимо большой, заставляя с трудом верить своим глазам. Сердце Инкрития замерло, а дыхание остановилось. — Невозможно, быть такого не может, таких воронок не бывает! — Мир остановился в его глазах, и лишь чудовищных размеров воронка привлекала внимание. Первобытный страх и восхищение наполняли в данный момент его душу. Молнии, бьющие прямо по центру, и десятки торнадо, пляшущие на горизонте под звуки кипящего моря и грома, будто гипнотизировали ученого, пока вода не ударила его тело.

— Огедай! — Рамос схватил ученого за руку, не давая волне снести его в океан. — Я за тебя головой отвечаю, постарайся не сдохнуть здесь! Всех касается, слышите! Давайте вспоминайте, что умеете. Боюсь, сейчас жизнь устроит нам экзамен по мореплаванию, и наградой за этот тест будет жизнь! Так что взяли руки в ноги, морские крысы, и подняли паруса что есть мочи. Держать их всеми силами. Право руля! — Рамос, прилагая огромные усилия, поворачивал штурвал против хода, сформированного водой течения. — Если кто упадет в море, было честью с вами ходить по морям, ну а кто выживет… выпивка за мой счет и две шлюхи на пирата, как только прибудем на базу! — Команда встретила речь восторженным криком и приступила к работе.

Инкритий, продолжающий смотреть в бинокль, разглядел еще пару воронок, формирующихся у горизонта, три меньших размеров западнее корабля и еще несколько восточнее. «Буйное море — это тюрьма! Своеобразный лабиринт, что перестраивает сам себя в надежде не выпустить того, кто в ней заточен», — вспомнил ученый слова Ретины. — Я понял, Рамос! Дарон не граница, то, в чем мы шли сюда, и был канал! Просто за Дароном они достигают девятого вала, а здесь, вот здесь, истинная граница, дальше прохода нет, Рамос, мы нашли край! Мы нашли край известной земли!

— Я рад за тебя, ученый! — кричал Рамос, борясь со штурвалом. Корабль постепенно поворачивал свой ход, но волны, бьющие в корму корабля, были столь сильные, что буквально опрокидывали судно на бок.

Океан уже забрал за собой троих даронийцев, оставляя других ожидать своей участи. Доски и целые балки отлетали от корабля, с каждой секундой обнажая его хребет. Вода, наполняющая трюм, утяжеляла корабль, все больше затягивая его на дно.

— Держитесь крепче!

— Помогите!

— Не уйти!

— Это проклятое место!

Даронийцы, издавна избегающие этой части моря, судорожно пытались удержать канаты, направляющие паруса. Замершие и мокрые, они один за одним сметались волной с корабля, оставляя команду. Паруса, растерзанные ветром, рвались на рухнувших под натиском моря мачтах. Очередной дарониец, не переживший этюды корабля в девятибалльном шторме, отпустил канат, натягивающий парус, который тут же ухватил молниеносным рывком Инкритий, не давая кораблю полностью уйти в свободный поход.

— Две мачты разрушены, паруса вообще ни к черту, корабль получил критический урон. Мы все еще на плаву только потому, что основа из огнуса! — Рамос удерживал штурвал, не давая кораблю попасть в течение воронки. Хоть монструозное явление природы и было неблизко, его колоссальные размеры формировали вихревое течение в нескольких милях от эпицентра. Время тянулось медленно, словно след от растекающегося свежего меда. Экипаж корабля бескомпромиссно сражался за каждую секунду своей жизни на протяжении полутора часов и, наконец, смог взять обратный курс, удаляясь на безопасное от воронки расстояние.

— Капитааан! — прокричал выбегающий из трюма дарониец. — Семь пробоин в корабле, мы ликвидировали четыре, но волны разбивают их снова.

— Сильно нас потрепало. Пересчитать экипаж, поднять мачты. Натягивайте то, что есть: нам нужно пытаться дотянуть до канала, иначе умрем. Инкритий, сколько до