Я пришел последним, кухня уже опустела. Доринда сидела одна у озера, склонившись над тарелкой.

На длинных столах стояли тарелки, лежал хлеб и деревянные ложки. Осталось немного телячьей похлебки и вареных овощей, но они выглядели не слишком привлекательно, поэтому я поискал не использованные поварами остатки мяса. В миске я нашел телячьи мозги, взял их, срезал перепонки и сосуды, потом выложил мозги в котелок с водой, кипятившейся для того, чтобы вымыть тарелки. Когда мозги сварились, я разрезал их на кусочки, посыпал мукой, поджарил на железной сковороде с маслом, петрушкой, чесноком и побегами розмарина и принялся за еду, поздравив себя с тем, что мне досталась лучшая трапеза в лагере.

Я поднял глаза от своей тарелки и перехватил взгляд Доринды, смотревшей на меня и сжимавшей в руке деревянную ложку. Я скорчил маску внимательного придворного.

– Никто больше не готовит мозги, – сказал я.

Она нанесла мне оглушивший удар по голове, так что у меня перед глазами замелькали звезды.

– Никто в этом лагере не использует свои мозги! – вскричала она, хрипло расхохоталась, а потом еще раз треснула меня ложкой.

Под суровым взглядом Доринды я поторопился вымыть сковороду вместе со своей тарелкой, а потом быстро прошелся вдоль ручья, который втекал в озеро мимо форта. Я смотрел в долину, поросшую деревьями, пытаясь понять, где нахожусь, когда услышал многозначительный щелчок, поднял глаза и увидел, что двое часовых смотрят на меня со стен форта, а один и них нарочито возится с замком кремневого ружья. Я помахал ему снятой с головы шапочкой и вернулся в лощину. Очень скоро рог сообщил пленникам, что пора возвращаться в темницу.

Пробираясь сквозь брешь в стене, я окинул взглядом разбойничий лагерь и увидел женщину, стоявшую в одиночестве возле озера, быть может, в сотне ярдов от меня. Она была в темной юбке, выделявшейся на фоне ярко-зеленой травы, и темной шали поверх ярко-рыжих волос.

С бледного лица на меня смотрели темные глаза. И от их взгляда я вздрогнул и застыл от удивления. Женщины лагеря были уставшими, наглыми или порочными, но эта женщина разительно от них отличалась, ее свежесть и красота казались пришедшими из песни.

Мы стояли и молча смотрели друг на друга, но тут один из разбойников выругался и толкнул меня в сторону темницы, и я зашагал в темноту, к камере, а в голове у меня воцарился хаос.

После часов, проведенных на солнце, под открытым небом, отвратительная вонючая темница казалась еще более невыносимой, и мне пришлось призвать на помощь все свое хладнокровие, чтобы молча спуститься вниз по крутой лестнице.

Я нашел одеяло там, где оставил его утром, и приготовился провести еще одну ночь в отвратительной компании вшей.

– Мне досталось грязное одеяло! – пожаловался кто-то. – Клянусь Паломником, я думаю, это кровь!

Я оглянулся через плечо и увидел двух аристократов: Раздвоенную Бороду и Покатые Плечи, тех, что не справились с разделкой теленка. Один из них, сердитый Раздвоенная Борода, держал выданное ему одеяло, и я сразу узнал, что именно на нем мы несли Гриббинса к его могиле.

Я собрался посоветовать ему вернуться и попросить другое, но в этот момент кавалер посмотрел на меня и потребовал:

– Эй, ты! Отдай мне свое одеяло!

Я бросил на него холодный взгляд.

– Я не твой слуга, – ответил я.

– Послушай, маленький мясник, – заявил кавалер. – Ты знаешь, кто я такой?

– Ты человек, который позволил взять себя в плен, не оказав сопротивления, – ответил я. – Зачем мне знать что-то еще?

Аристократ взревел от ярости и топнул ногой.

– Ты назвал меня трусом? – громко закричал он. – Будь ты благородного происхождения, я бы…

– Сдался? – подсказал я.

Кавалер поднял руку – я не знал, собрался он ударить меня или это просто был красивый жест, – но на сегодня с меня хватило оскорблений. Одно дело терпеть их от сэра Бэзила, и совсем другое – этот тип.

Я швырнул свое одеяло ему в голову и, пока он пытался от него избавиться, врезал ему в челюсть: удар получился настолько сильным, что он рухнул на пол без сознания.

– Подлый удар! – заявил Покатые Плечи. – Это было…

И тут дверь темницы захлопнулась, стало абсолютно темно. Я наклонился, чтобы забрать одеяло, и почувствовал, как над моей головой пролетел кулак. Я выпрямился, почувствовав, что Покатые Плечи находится где-то рядом, ударил наугад левой рукой по дуге – и угодил в голову. Покатые Плечи сдавленно вскрикнул и отшатнулся, а я продолжил атаку, перемежая удары тычками, пока не услышал, как нога кавалера задела о трубу отстойника, и мне в голову пришла отличная идея.

Я поднырнул вниз, схватил его за лодыжку и дернул. Покатые Плечи закричал и с громким воплем упал в отстойник.

Пленники пробыли в темнице уже три дня, и желоб был полным.

Я схватил его за вторую ногу, болтавшуюся рядом, навалился всем моим весом, и он лицом вниз окунулся в желоб. Послышался плеск, глухой стук и крики, жуткая вонь наполнила нашу камеру. Я продолжал удерживать Покатые Плечи до тех пор, пока он не расслабился, после чего вытащил его наружу, плакавшего и кашлявшего.

Накинув свое одеяло на плечи, я отошел подальше от вонючего тела. Сердце отчаянно колотилось у меня в груди, в крови пылала ярость, и возникло ощущение, что я готов в одиночку сражаться со всеми.

– Есть ли еще желающие подышать мочой? – громко спросил я.

Ответа не последовало.

Отойдя к дальней стене, я устроил себе постель между двумя слугами лорда Уттербака. Когда я заворачивался в одеяло, один из лакеев коснулся моей руки.

– За эту шутку я тебя ущипну за ухо, мой храбрец![4] – с одобрением сказал он. – Хорошая работа, молодчина! Этих буйных юных джентльменов просто необходимо было кому-то привести в чувство.

«Пожалуй, – подумал я, – это первые приятные слова, сказанные мне слугой».

Я устроился отдохнуть, положив плащ под голову в качестве подушки, а когда ярость улеглась, вспомнил женщину на зеленой траве, то, как пристально она на меня смотрела, и испытал трепет, как в тот момент, когда она взглянула на меня в первый раз. Интересно, кто она такая, ведь, если она из лагеря и свободно по нему разгуливает, значит, наверняка принадлежит кому-то из разбойников. Возможно, самому сэру Бэзилу, она настолько отличалась от остальных, что вполне могла быть любовницей главаря.

«Или, – подумал я, – если она не жена и не любовница сэра Бэзила, то, возможно, дочь. Защита его быстрого кинжала могла объяснить,