Здесь он стал двигаться совсем медленно. Причем шел не по парковым дорожкам, а сбоку от них, прямо по клумбам и цветникам. Он рассудил, что жизнь и здоровье хозяина усадьбы гораздо важнее сохранности цветников.

Так сыщик прошел через отдаленную часть парка и приблизился к дому. Он обогнул заднюю стену дома и вышел к лужайке возле боковой стены. Именно на эту лужайку выходили окна спальни Вадима Егорова, здесь стояла женщина-призрак, отсюда из кустов кто-то светил по окнам Егорова фонариком, отправляя послание с помощью азбуки Морзе.

Здесь Гуров стал особо осторожен. Он отошел глубже в кусты и замер. «Надеюсь, я не опоздал, — думал он. — Надеюсь, я застану начало их «представления». Они думают, что устроят его только для одного зрителя — Вадима Егорова. А на самом деле в зале будет еще один зритель — я. И в какой-то момент я вмешаюсь в этот спектакль…»

Сыщик принялся ждать. Это он умел делать прекрасно, он мог ждать часами, не высказывая усталости и нетерпения. Умение ждать было частью его профессии. Молодая луна то скрывалась за облаками, то снова появлялась, заливая дом, лужайку и кусты, в которых прятался Гуров, своим призрачным светом.

Так прошло почти два часа, время приблизилось к часу ночи. Гуров все ждал, что его противник, тот, кого он хотел поймать, выступит из кустов на лужайку и начнет действовать. Но этого не произошло. Вместо этого сыщик вдруг услышал какой-то шум, раздававшийся внутри дома. Кто-то крикнул — раз и еще раз. А затем стукнула входная дверь, и Гуров услышал, что кто-то бежит в его сторону, огибая дом. Он не мог понять, что происходит, но приготовился схватить преступника, за которым охотился.

И вот беглец появился из-за угла! Он мчался прямо к кустам, в которых прятался Гуров. А за ним бежал управляющий Игорь Безруков. Когда беглец подбежал совсем близко, сыщик выскочил из кустов и одним ударом сбил бегущего с ног. Тут подбежал и Безруков.

— Вот, взяли гада! — торжествующе воскликнул управляющий.

А затем, обращаясь к лежащему человеку, скомандовал:

— Поднимайся, хватит валяться! Ты проиграл!

Лежащий нехотя поднялся, и тут Гуров узнал этого человека. Это был Николай, садовник Егоровых. Сыщик не мог скрыть своего разочарования.

— А где остальные? — спросил он управляющего. — Где человек, который помогал Юлии?

— Не знаю, — отвечал Безруков. — Я больше никого не видел. Но этого гада я точно вычислил и застукал на месте преступления! Что, скажешь, я тебя не застукал?

Последний вопрос был адресован садовнику. Тот стоял перед управляющим и сыщиком и дрожал мелкой дрожью. Услышав обращенный к нему вопрос, он забормотал:

— Да что я такого сделал? Всего-то окно хотел открыть… Душно было, вот я и открыл…

— Ладно, давайте перенесем разбирательство в дом, — решил Гуров. — Там вы мне расскажете, что случилось, и мы зададим ему все вопросы, какие нужно.

Они вдвоем с управляющим подхватили садовника за локти и повели его в дом. Войдя в дом, Гуров на минуту остановился и прислушался. В доме было тихо. Никто не завывал неземным голосом, не стучал в стены, не оставлял кровавые следы на полу. Если кто-то и задумывал подобные представления этой ночью, то погоня управляющего за садовником спугнула всех «призраков».

— Пошли в столовую, — предложил управляющий. — Это помещение изолированное, там мы никого не будем беспокоить.

Они прошли в столовую. Гуров и управляющий Безруков сели возле стола, садовника поставили перед собой, и Безруков начал рассказывать, как развивались события.

— Я еще с вечера проверил все задвижки на окнах первого этажа, как вы велели, — говорил он. — И в двух местах — в холле и здесь, в столовой, — обнаружил, что задвижки отодвинуты, окна можно открыть в любой момент. И засов входной двери тоже был открыт — а ведь я сам его закрывал! Естественно, я все задвижки и засовы закрыл. А потом, когда вы ушли, решил посмотреть, что дальше будет. Я понял, что спать этой ночью нельзя, что нужно сесть в засаду. И занял позицию в гостиной, за креслом. Оттуда я видел, что происходит и в гостиной, и в холле, видел, если кто-то войдет в столовую или захочет подняться на второй этаж. Там, за креслом, я сидел больше часа. Пришлось со сном бороться, спать ужасно хотелось, но я выдержал. И вот минут пятнадцать назад слышу — кто-то крадется по коридору. Этот человек прокрался в холл, отодвинул задвижку окна и открыл засов входной двери. После чего решил удалиться назад, в коридор, откуда пришел. Но не тут-то было! Тут я выскочил из засады и кинулся на него. Ну а он бежать, и я за ним. А дальше вы сами все видели.

— Да, что было дальше, я видел, — сказал Гуров. Затем встал, подошел вплотную к садовнику и произнес: — Это она тебя просила открыть дверь, верно?

Лицо Николая Щеглова пошло красными пятнами, но он молчал. Он явно не знал, что ответить на этот вопрос.

— Она к тебе в самую первую ночь пришла, после того как якобы погибла, — продолжал сыщик. Он не спрашивал садовника — он рассказывал тому, как все происходило. — Ты тогда, конечно, испугался, — говорил Гуров. — Но Юлия Аркадьевна объяснила тебе, что так надо. Что так она сможет справиться со своим супругом, который впустую тратит их общее состояние и к тому же ничего не понимает в парковом дизайне. Что когда станет хозяйкой в усадьбе, она поможет тебе сделать этот парк самым лучшим в мире. А от тебя только и требуется, что немного ей помочь. Ведь так она говорила, правда, Николай? Или она тебе еще и денег обещала?

— Не было речи о деньгах, никакой речи об этом не было! — воскликнул садовник. — Только о парке и говорили, о деревьях, о цветах…

— Да, о деревьях и цветах, а также о том, что надо вовремя открыть входную дверь и задвижки на окнах, — подхватил Гуров. — Юлия Аркадьевна входила через дверь, это я понимаю. А для кого открывали окна, а, Николай? Наверное, для второго человека, который был вместе с прекрасной Юлией?

— Не знаю никакого второго человека! — воскликнул садовник. — Какой еще человек? Только она одна была, моя хозяйка!

— Нет, а кто же тогда фонарем в окна Вадиму Александровичу светил? — напомнил сыщик. — Кто ей возле обрыва помогал?

— Ничего я об этом не знаю, — упорствовал Щеглов. — Не был я на обрыве и не видел, чтобы кто-то в окна светил.

— Значит, ты