Стоял облачный ноябрьский четверг, и мы обе читали в библиотеке в свободное время. Я не хотела показывать любопытства к тому, что она представляла великим открытием, но через полчаса я поднялась со стула и стала бродить между шкафов. Я не отрывала глаз от номеров. К моему удивлению, она оказалась права. Слишком много было пропусков между серийными номерами на соседних книгах, чтобы это можно было объяснить взявшими их почитать ученицами.

– Ты можешь поверить, что двадцать книг в этом ряду пропали? – прошептала мне на ухо Нуша. Она последовала за мной к шкафам. – Посмотри на эту! Видишь? – Она опустилась на колени на ковер из верблюжьей шерсти. – Кому нужна эта книга?

Я взглянула на название – «Деяния и подвиги красы айяров Самака, том 3».

Она поджала губы и сказала:

– Кто, скажи пожалуйста, кто хотя бы знает об этой книге, чтобы взять ее? Это пятитомник, у моего отца в библиотеке такой есть. Где остальные четыре? Кто-то, должно быть, забыл изъять этот из библиотеки.

Я не знала о существовании этой книги и тем более не знала, о чем она. Много раз за те первые несколько недель учебы Нуша упоминала названия книг, о которых я никогда не слышала. По кусочкам информации, которые вырывались у нее на переменах, я догадалась, что дома у нее огромная библиотека. Она считала, что многие книги были изъяты из библиотеки Фарзан, потому что новая администрация считала их неподобающими для учениц.

– Ну, это всего лишь догадка. Можно просто спросить, – сказала я.

– Ты правда думаешь, что они нам дадут честный ответ?

– Почему нет? Мы можем спросить Ширин. Она книжный червь. Она многое знает о библиотеке.

– Ты что, ей веришь? Она одна из них.

– В каком смысле «она одна из них»?

– Она любимица директрисы. Ты не заметила?

– Нет, я ничего такого не видела. А почему ты думаешь, что она не расскажет нам правду?

– Слушай, Можи, ты слишком уж простодушная в этом вопросе, наивная ты девчонка. Сколько книг ты прочитала за свою жизнь, чтобы понять этих революционеров? Кроме «Тысяча и одной ночи», о которой ты не замолкаешь! – Она ухмыльнулась, упираясь руками в бока. – Которую я, кстати говоря, видела в нашей библиотеке.

– Я читала много книг. Я даже на английском читала, когда была в Америке, – воскликнула я.

– Ага, понятно. А сколько книг у вас в доме? У вас есть дома хотя бы книжная полка?

Я вскочила с ковра. Кроме нас двоих в разделе с художественной литературой и сказками никого не было. Я бросилась из него без единого слова, чувствуя, как полыхают щеки. На выходе я бросила быстрый взгляд на стол библиотекаря, проверить, сидит ли за ним Ширин. К моему разочарованию, я не увидела ее сквозь пелену покрывающих глаза слез. Ее в библиотеке не было.

В автобусе по пути домой другие девчонки галдели. Я не могла сесть на первый ряд за водителем, как делала обычно, потому что мое место было занято девочкой по имени Зара, которая всю дорогу от школы до дома чистила апельсины. Меня выводил из себя тот факт, что она чистила шкурку апельсина черными, чернильными руками, отчего мякоть казалась темной и грязной. Но хуже всего было то, что она предлагала липкие, сочные дольки девочкам в автобусе. Я решила сесть на третий ряд, подальше от нее, и на приличном расстоянии от шумных девчонок, которые собирались на задних сиденьях и трещали всю дорогу до дома. Я скучала по Мар-Мар. Будь она в автобусе, она бы сразу поняла, что что-то со мной не так. Своим вопросом Нуша словно выстрелила и попала мне в самое сердце. Все годы, что я прожила в доме на Солнечной улице, я не задумывалась, почему в таком огромном доме у нас нет библиотеки. Я представила каждый закоулок и щелочку дома бабушки и дедушки – теперь, по большому счету, и нашего дома – и не могла вспомнить ни единой книжной полки, кроме той в комнате Сабы, что была забита исламскими книжками.

Было темно, когда я сошла с автобуса. Я слышала вечерний азан в мечети Фахрие. Мар-Мар открыла дверь, едва я позвонила. Она заметила напряженное выражение у меня на лице, но ничего не сказала. Мама́н в кухне с Азрой обсуждала беременность жены Резы. Мар-Мар прошла за мной в гостиную, в нетерпении желая услышать истории из моей удивительной школы. Ака-джун сидел, опершись на вишневые валики, и читал газету «Кейхан». Я развязала черный платок, сняла тунику и швырнула их в угол. Ака-джун спросил, как прошел мой день в школе, посмотрев на меня поверх страниц.

– Ака-джун, – сказала я, – как так вышло, что в этом доме нет библиотеки?

Ака-джун опустил газету и уставился на меня через толстые стекла очков. С тех пор как он начал носить увеличивающие линзы, его глаза казались в два раза больше.

– Библиотеки? Кто устраивает в доме библиотеку?

– Моя подружка Нуша говорит, что у них в доме есть большая библиотека.

– И что они делают с книгами, когда застигает нужда? Едят их в неурожай? – Он громко рассмеялся.

– Они читают их, ака-джун. Книги – пища для ума, – похвалилась я, будто знала больше всех в доме.

Мар-Мар сощурилась, спрашивая: «И что теперь?» всем своим видом.

– Этот дом украшен цветами. Ты разве не видела их, носясь по округе? – Он погладил кашанский ковер у своих ног.

Я кинула взгляд на тонкий шелковый ковер, который укрывал плитку пола гостиной. Вытканные на нем цветы переплетались друг с другом, создавая извилистый узор в каждом углу комнаты.

– Каждый ковер в этом доме – драгоценность. Мы можем продать их, если застигнет нужда.

– Но, ака-джун, в школе говорят, что знания – наша величайшая драгоценность, ценнее всего на свете!

– Знания ты носишь в себе, а не хранишь в книгах в своей библиотеке, – сказал он. – Знаешь, как называют людей, которые владеют книгами, но не читают их? – Он сложил газету и отложил в сторону. – Таких зовут хамаль-аль-китаб, – те, кто носят книги подобно ослам, но чья голова пуста.

– Но, ака-джун! Когда ты читаешь книги, ты живешь в их мире, ты получаешь знания! Что эти ковры добавляют в нашу жизнь?

Ака-джун вздохнул. Мар-Мар покачала головой, давая знак, что я перешла черту и снова говорила слишком громко.

– Я стекольщик, Можи. Я не ученый. Я когда-либо рассказывал историю мальчика, который чинил разбитое стекло?

– Нет, – сказала Мар-Мар.

Он рассказал нам историю маленького