во французских дверях. Мама́н и Азра были в гостиной, каждая с полным подносом чечевицы и гороха, выбирая из крупы камушки. На Новруз в доме ака-джуна ожидались гости.

Мы с Мар-Мар решили поиграть в прятки между развешанным бельем перед обедом. Крошечные вышитые цветы на ткани покачивались, когда мы бегали друг за дружкой между веревок. Сияние белого белья отражалось в плитке и создавало молочный ореол вокруг простыней. Верхняя их часть уже высохла, но с нижнего края еще капала вода. Свежий запах лажварда – специального синего порошка, которым горничные чистили и дезинфицировали белье, – висел в воздухе.

– Не трогайте белые простыни! – прокричала мама́н из гостиной.

– Да, мама́н, не будем! – крикнула в ответ я.

Настала моя очередь закрывать глаза, считать до десяти и искать Мар-Мар где-то в саду. Я высматривала, где мечется ее тень между простынями, зная, что она медленно выбирает место, где прятаться. Но нигде не было движения – только трепетание белья. Я прошла между колонн, заглянула в каждую щелочку в саду, между коротких стволов финика, но не могла найти ее. Я прокричала ее имя, чтобы она услышала.

– Нельзя прятаться в доме. По правилам надо прятаться в саду, – сказала я, оборачиваясь к гостиной.

Молодая горничная, которая почти закончила мыть стекло, глянула на меня и улыбнулась. Я подумала, что Мар-Мар проскользнула в гостиную сквозь приоткрытую дверь. Я сложила руки поверх свежевымытого стекла и вгляделась в комнату. Ее нигде не было видно.

Я побежала обратно к простыням и вдруг заметила высокую тень, упавшую на последнюю колонну. Я посмотрела на плитку – пара потрепанных коричневых туфель касалась друг друга пятками. Они показались мне незнакомыми. Щуплая тень на простыне раздувалась вдвое над поясом. Призрак держал что-то в руках. Кто это был? Каким образом он попал в сад? Я отдернула простыню в сторону, чтобы посмотреть. И прямо перед моими глазами оказался баба́, держащий Мар-Мар на руках. Если бы она не склонила голову ему на плечо, я бы его не узнала. Его виски глубоко запали, да и щек почти не осталось. У него выросла клочковатая борода. Я никогда не видела его с бородой. Я бросилась к нему и коснулась пальцами бедер. Мне нужно было удостовериться, что он настоящий. Он поставил Мар-Мар на плитку и поднял меня в воздух. Я прижала его к груди так крепко, что не могла дышать. Он пах так же землисто, как когда возвращался с заданий у границы. Я скользнула пальцами по его шраму, шраму, который своей круглой границей сдерживал все мои детские воспоминания. Я не могла поверить, что баба́ вернулся.

Он поцеловал мои щеки и прошептал на ухо:

– Ты стала такой красавицей, Можи.

Какое благословение снова видеть его и быть в его объятьях! Я хотела закричать: «Баба́ вернулся!», но мое горло сдавила радость. Так же было и с Мар-Мар, которая молча цеплялась за его ноги. Ореол белых простыней окружал нас подобно раю и скрывал от жестокого мира, который однажды забрал его.

Баба́ взял нас за руки, и мы пошли к дому. Перед тем как повернуть дверную ручку, он прижал указательный палец к губам. Мама́н закончила перебирать чечевицу и шла в кухню с подносом в руках. Она почувствовала наше присутствие и почти на пороге повернула голову. Она подпрыгнула, когда увидела баба́. Поднос упал на пол и с грохотом отскочил от плитки, а чечевица рассыпалась по всему холлу и кухне. Баба́ подскочил к дверям и обнял мама́н, поднял ее с пола и закружил в воздухе. Чечевица хрустела под его туфлями, когда он кружил ее в воздухе. Захлебываясь от счастья, мама́н повторяла:

– Курбонет берам! Хода ра шокр баргяшти[22].

Мы в шоке смотрели на них; мы смотрели на них с восторгом. Азра вышла в холл, когда услышала шум. Она замерла в дверях гостиной, когда увидела баба́. Она прислонилась к косяку и прижала руки к груди.

– Ака! Ака! – закричала она.

Ака-джун открыл дверь своей спальни и вышел. Он, должно быть, не слышал грохота подноса и маминых радостных взвизгов. Но он был чувствителен к голосу Азры, зовущей его по имени. Баба́ отпустил мама́н и подошел к ака-джуну. Они долго обнимались, их плечи дрожали от рыданий. Ака-джун вытер слезы, которые залили его толстые круглые очки. Я никогда прежде не видела, чтобы он плакал.

– Альхамдулилля! – сказал он. – Альхамдулилля.

Баба́ ничего не рассказывал о своем задержании и том, где был, при нас.

– Потом, – сказал он, когда мама́н спросила. Он был слишком истощен, чтобы проходить через муку пересказа в тот момент. Я внимательно всматривалась в него, когда он держал на руках Мо и терся о его мягкие щеки. Я не могла поверить, что он вернулся. Мы как будто очутились в сказках «Тысяча и одной ночи» – слишком вычурных, чтобы быть правдой. Мы с Мар-Мар цеплялись за него, куда бы он ни пошел. Мы не хотели снова его потерять. Позже баба́ рассказал, что его задержали без предъявления каких-либо обвинений, в ожидании и надежде, что появятся какие-то свидетельства во время изучения его послужного списка. Он был среди немногих счастливчиков, которых отпустили через несколько месяцев.

Новруз наступил со всей своей красотой и щедростью. Пшеничные побеги Азры выросли высокими и красивыми для нашего Хафт сина. Ака-джун полностью восстановился после операций на глазах и снова мог четко видеть мир. Как и на каждый Новруз, он купил саженцы и цветы, которые хотел посадить в саду. Саба и Реза вернулись домой раньше и провели время с семьей, помогая с праздничными приготовлениями. Новая жизнь побежала по венам дома на Солнечной улице. Даже в те дни политической неуверенности и неопределенности бессловесная радость нашла путь в наши жизни.

Часть 2

Сказки древних

Отец наш умер и оставил нам много денег. И стали мы делить сокровища, деньги и талисманы и дошли до книг и разделили их, и возникло между нами разногласие из-за книги, называемой «Сказания Древних», которой нет подобия, и нельзя определить ей цены или уравновесить ее драгоценными камнями, так как в ней упомянуты все клады и разрешены все загадки.

«Сказка о Джударе»

Прошло три года с нашего возвращения из Америки, а мы все еще жили с