Шрифт:
Закладка:
У кабинета Атоль вдруг дернул меня за руку в какой-то коридорный закуток, прижав лопатками к стене. Коснуться он меня не пытался, только смотрел. Просто смотрел так, что в груди горело.
— Он не узнал вас. Я видел его лицо, он не узнал… А вы…
Он кусал губы и не мог договорить ни одно предложение, в полутьме закутка виднелись только поблескивающие глаза. Наверное, это было мое первое признание в любви, хотя о любви мне не сказали ни слова. Я молчала, мысленно взывая к улиточке. И что мне делать?!
Нужно что-то ответить... Но ответить я не успела.
— Клеишь мою подружку?
Голос Тео настиг меня, как стрела, нацеленная в сердце. Мы с Атолем медленно повернулись, я растерянная и испуганная, он мгновенно взявший себя в руки.
— Я не клею, я ухаживаю, — довольно холодно отозвался Ранаш.
— Какое неловкое совпадение, — неожиданно едко отозвался Теофас. — Я тоже.
На виске у него судорожно пульсировала венка — верный признак приступа гнева. В ярость Теофас на моей памяти впадал всего дважды, и оба раза с разгромными последствиями. Если его не отвлечь, он натворит беды.
Я огляделась, заметив нахмурившегося Рейнхарда и Анхарда, смотрящего прямо на меня из сумрака коридора. Вот только ни один из них не понимал, как близко мы к катастрофе. Пришлось брать ситуацию в свои руки.
— Я обещала показать вам Черные пики, — голос у меня сделался писклявым, как и всякий раз, когда я пыталась кокетничать. Не дано мне, в отличие от баронессы.
Наверное, Тео это тоже показалось забавным, угол губ у него мимолетно дернулся в усмешке, а взгляд смягчился.
— Тогда извольте, вейра, — он предложил мне руку, игнорируя раздраженного Атоля, и я с чувством вины, эту руку приняла. —Начинай без меня, Рей, я буду через час.
Он легкомысленно помахал рукой столпившимся в закутке вейрам и повел меня прочь по коридору, громко выясняя мои пристрастия.
— Как вы относитесь к изумрудам, вейра?
Я тащилась за ним и мечтала облить его драконьим огнем с головы до ног. Атоль ведь все слышит, мы еще не ушли толком. Да И Анхард тоже. Тео не мог не поднимать, как однозначно звучит его вопрос.
— Нормально, — стараясь не скрежетать зубами от злости.
— А к рубинам? Впрочем, рубин тебе не пойдет, твой камень аметист…
Но стоило нам свернуть за угол, как Тео с усмешкой повернулся ко мне.
— Кто-то обещал мне достоверность, а в твоем голосе в лучшем случае желание окунуть меня с головой в пекло.
Он легонько толкнул меня к стене и оперся ладонями по обе стороны от моих плеч, запирая в ловушку. Наклонился ближе.
— Ты плохо стараешься, Эль из Ленхарда.
Наверное, передо мной он не считал нужным притворятся. Веселье сошло с него, как позолота с дешевой бижутерии, остались только сталь, холод и недовольство.
— Целуй меня.
— Что?!
— Ты должна смотреться убедительно в роли моей подружки. Я выгляжу в роли милостивого покровителя куда убедительнее тебя, но должно быть наоборот, сечешь?
Теофас был так близко, что я могла рассмотреть собственное потрясенное лицо в темном зеркале его глаз. Я даже рот открыть не успела, чтобы послать его согласно заветам моей бабушки: пешком к ифритам с прилепленной на лоб табличкой «умри, раб». Он накрыл мои губы в поцелуе, и я совершенно окаменела.
Я не верила Теофасу, не хотела, не могла его любить. Об этом говорило древнее, вбитое учительскими розгами, настоянное на предательстве чувство самосохранения. Об этом я думала, пока Теофас жарко атаковал мой рот, но тепло, ласка тайком пробирались в замученное воздержанием тело. Все-таки дракона очень легко подкупить нежностью.
Умерщвление плоти, которым так гордились полоумные темные маги, противоречило самой сути драконьей расы. Большинство вех взросления были биологически завязаны на секс. Наверное, я была последней вейрой в империи, кто продолжал оставаться девственницей в свои девятнадцать. Большинство к моему возрасту сменили партнеров по три раза. А у Тео девиц было, наверное, без числа, разбудил же он как-то своего дракона будучи совершенным юнцом. В отличие от меня.
Последняя мысль привела меня в такую откровенную ярость, что я с силой обхватила Тео за голову и укусила за губу. К моему шоку он даже не отреагировал. Лишь замер на секунду, а после углубил поцелуй, намертво вжав меня в стену.
В ответ я с наслаждение вонзила едва проявленные когти ему в плечи.
«Просто замечательно, — неожиданно активизировалась моя улитка. — Прекрасный результат для первого раза».
Когда улитка была позарез мне нужна, ее было не дозваться, а тут гляди-ка, выбралась. В самый неурочный момент.
«Замолчи», — подумала я отчетливо.
Казалось, вместе с улиточкой меня услышал и Тео. Он оторвался от меня, вид у него был потрясенный. Несколько секунд мы судорожно глотали воздух, а после снова вцепились друг в друга.
После этого весь рабочий день пошел насмарку. Вернулась в кабинет, словно пьяная, и полчаса перекладывала бумажки с места на место, не понимая ни что мне говорят, ни что вокруг происходит. Я не могла ни есть, ни пить, ни думать, на улиткины расспросы, благополучно проспавшей мое отравление, и то отвечать не могла.
Очнулась только когда около моего стола остановился Анхард. Оперся ладонями на стол и сказал, тяжело роняя слова:
— Так вот какая ты, Эль. Светлая девочка, недотрога. Стоило появиться самцу сильнее, и ты выкинула свои принципы в окошко. Значит, в цене было дело?
Я заторможенно огляделась. Был уже совсем вечер, в кабинете не осталось никого кроме меня и Анхарда, и впервые за этот год я действительно его испугалась. Кинжальной-острый взгляд нарочито вызывающе прошедший от груди до туфель и обратно, словно мое лицо даже внимания не заслуживало. Взгляд, от которого хотелось отмыться.
Но… Тео хотел достоверности, и на кону стояло мое будущее.
— Да, — легко согласилась. —Я именно такая.
— Он уедет, а ты останешься, — в его голосе было откровенное предвкушение. — Его Величество непостоянен в своих привязанностях, я-то получше твоего его знаю, он девиц за людей не держит. Разве что эту свою баронесску. Ты сделала плохой выбор, Эль.
Смешно, но от этих слов, я словно протрезвела.
Спасибо, Анхард.
Ты дал мне посмотреть на ситуацию под другим углом, и этот угол оказался очень острым.
«Ты знаешь, как защититься, — страстно зашептала улитка. — Пока наш семидесятипятипроцентный рыцарь здесь, надо