Глаза его вспыхнули, он нагнулся, поднял шкатулку с пола, внимательно осмотрел ее.

На его лице проступила хищная улыбка удовлетворения – первая улыбка, которую я видела на этом узком лице.

Однако в следующую секунду улыбка растаяла, и он снова настороженно огляделся – должно быть, понял, что я нахожусь здесь же, в этой комнате.

В какой-то момент волчий взгляд скользнул по тому шкафу, где я затаилась.

Мне показалось, что он посмотрел прямо мне в глаза…

Я испуганно отшатнулась, прижалась к задней стенке шкафа… и тут почувствовала локтем какой-то твердый выступ.

Ощупав его, поняла, что это – задвижка.

Времени на колебания не было.

Я осторожно потянула эту задвижку, постаравшись не скрипеть, чтобы не выдать себя. Задвижка поддалась, и задняя стенка шкафа отъехала, как дверь купе.

Не раздумывая, я скользнула в открывшийся проем и закрыла дверцу за собой.

Я оказалась в небольшой пыльной каморке, из которой вела еще одна дверь.

Опять же, не раздумывая, я открыла эту дверь и посветила телефоном, поскольку в комнате была кромешная тьма.

С моего последнего посещения тут ничего не изменилось, валялись какие-то старые коробки и пыльные бумаги, еще в углу сложено оборудование непонятного назначения, видно только, что его списали еще тогда, лет тридцать назад.

Подсвечивая себе фонариком телефона, подошла к полкам, заставленным всяческим барахлом – какими-то конторскими пыльными книгами, битой химической посудой. Отодвинула коробку из-под обуви, на которой было написано «Скороход», и вытащила бутылку. Ту самую бутылку, с которой все и началось.

Хотела перевернуть ее, но задержала руку. Ведь мне нужно не только убраться отсюда, но и вернуться обратно. Это раз. А во-вторых, хорошо бы еще так подгадать, чтобы поговорить с Кулаковым откровенно, то есть наедине, чтобы никто не помешал.

Но как это сделать? Господин Кулаков сказал путем своей голограммы, что все можно рассчитать. То есть не господин, а тогда, больше тридцати лет назад, он был товарищем. Но это неважно. А важно, что я-то ничего рассчитать не могу. Не умею, да и некогда мне, этот вон, с волчьей мордой, того гляди, тут будет.

И вот как быть? Что-то он там говорил про время и конкретно про часы. Про те самые, дорогие, именные, которые я оставила старому часовщику, потому что они перестали ходить. Так что вопрос с часами отпадает.

Хотя… я взглянула на свои собственные часы – маленькие золотые часики, которые тетя Нюся отдала мне на двадцать пять лет. Часы эти подарил ей когда-то тот самый директор ювелирного магазина, за которым она недолго была замужем. Она сказала, что ей браслет широк и она боится, что часы упадут и потеряются. Но я-то знаю, что просто тетка хотела сделать мне дорогой подарок.

Да. Не помню, говорила я или нет, что я очень люблю своих теток.

Сейчас часы, разумеется, стояли и показывали половину второго. Ясное дело, дня, когда я попала на территорию.

А тогда, в первый раз, часы встали ночью и показывали что-то около двух ночи. И я, перевернув бутылку, попала в прошлое время, но как раз днем. Когда в институте было полно народу, все бегали по коридорам, суетились, словом, это совсем неподходящее время для серьезного разговора.

И я решила рискнуть. Поставила бутылку на то же место, что в прошлый раз, взяла ее в руки, закрыла глаза и вспомнила свой сон.

Как я иду по безлюдному коридору, иду долго, и коридор постепенно становится шире и гораздо аккуратнее…

Я сама не заметила, как перевернула бутылку, и уровень красной жидкости стал уменьшаться, только непонятно, куда жидкость девалась. Но вот процесс завершился, и я осторожно поставила бутылку на полку. И подкралась к двери и посмотрела в узкую щелку. Ничего не увидела и открыла дверь пошире.

Передо мной был все тот же коридор, уже не такой грязный и обшарпанный. В нем не было ни души, однако горели потолочные лампы, и одна все время мигала.

И я пошла по этому коридору все прямо и прямо, не отвлекаясь на объявления, что были на стенах. Вот коридор стал шире и как-то просторнее, что ли. И двери по бокам были тяжелые, дубовые.

И на потолке не противно гудящие лампы дневного света, а довольно приличные светильники, и пол покрыт не линолеумом, а мягким синтетическим покрытием, которое скрывало шаги.

Вот и та самая дверь, на которой висит табличка: «Заместитель директора по научным вопросам Кулаков Е. Г.».

Я глубоко вздохнула и потянула дверь на себя.

Во сне за этой дверью была поляна, светило солнце… в общем, то был сон. Сейчас же за дверью оказался большой кабинет, одна стена которого была занята большими застекленными шкафами, за стеклом виднелись корешки книг и справочников.

Возле другой стены стоял диван – узкий, неудобный, на нем валялся далеко не новый плед. А главное место в кабинете занимал стол – большой, на двух тумбах, к нему примыкал еще один стол – длинный, и стулья по сторонам.

В кабинете было полутемно, потому что горела только одна настольная лампа под матовым зеленым абажуром. За столом сидел человек, которого я сразу узнала, – тот самый мужчина с лысым черепом и квадратным подбородком, чей портрет я видела на кирпичной стене и чью фотографию я видела по телевизору, во всяком случае, очень на него похожий.

Услышав скрип двери, он поднял голову, и свет лампы упал на его лицо. Было забавно наблюдать, как оно меняется – от недовольного – мол, кто такая, почему мешаешь, до встревоженного, поскольку он понял, что дело у меня серьезное.

– Здравствуйте, Евгений Григорьевич! – сказала я и прошла по ковру, заглушающему шаги, прямо к столу.

– Вы откуда? – машинально спросил он начальственным голосом. – Почему приходите в неурочное время? Я занят.

Вот что за тон, а? Небось на секретаршу или на сотрудников, кто ошибется, так орет, что стекла в шкафах звенят.

А они и сказать ничего в ответ не могут.

Вот попробовал бы мой начальник на меня голос повысить – тут же ему на стол заявление бы положила, а на прощание еще бы высказала все, что думаю.

– Я жду ответа! – отвлек меня от посторонних мыслей недовольный голос Кулакова.

Ну, мне-то он не начальник, так что я его не боюсь.

Я отодвинула стул и села с другой стороны стола. За это время, надо думать, он разглядел меня как следует.

– Откуда вы? – спросил он тоном ниже, и я даже заметила в глазах его некоторый интерес.

– Оттуда, – любезно ответила