Шрифт:
Закладка:
– Мне кажется, что Кобзон был всегда. Сколько себя помню, он из радио поет, – говоришь ты. – Его же еще наши родители слушали. Представляешь, мы постареем, станем, как они, а Кобзон все еще будет эту нудоту петь? Страшно тебе? Мне страшно.
– Не ссы, – успокаивает Дэн, наливая в кружку кислый чайный гриб из трехлитровой банки, закрытой покоричневевшей марлей. – Может, наши песни будут на радио играть, когда мы постареем.
– Это что же, мы с тобой, что ли, Кобзонами станем? – ужасаешься ты. – Так это еще страшнее. Когда идем репать на точку к «Тво степс»?
Дэн кривит физиономию. Гриб реально (или даже нереально) кислый.
– Не идем.
– Как это? – в твоих глазах непониманье.
Дэн вздыхает.
– Да Ника вчера менты на пятнадцать суток загребли. Мне просто повезло. Сидели на скамейке, песни орали. Потом мы на минуту с жабами в кустики отошли, а тут и бобик ментовский нарисовался. Еще и дождь полил. Втроем эти собаки еле-еле Ника повязали. Здоровый он все-таки кабан.
Дэн повествует-живописует, размахивая руками. Ты явственно видишь, как три усталых усатых милиционера под проливным дождем тщетно пытаются скрутить пьянющего Ника. Он борется, как цирковой медведь. То менты падают на него, то он падает на них. Вот они все вместе барахтаются в луже. У Юрия Никулина не вышло бы смешнее. Наконец, все дружно выбиваются из сил. Менты устало висят на Нике. Из бобика выходит злой водитель, которому нестерпимо надоел этот цирк, и разбивает о голову Ника одну за другой обе гитары. Ник лежит в ауте. Кровь из разбитой головы ручейком бежит в лужу. Ника за руки и за ноги затаскивают в машину. А Дэн с жабами отчаянно мокнут в кустах пышной сирени не в силах ничем помочь бедолаге.
– Да-а-а уж.
Рассказ Дэна тебя, похоже, не сильно порадовал. Отлично вы вчера погуляли. Сходили за картошкой. И за дисками. Гитары жалко, и Ника тоже. Хотя… Отгадайте, кто теперь поет в «Каждом Человеке». Вот новый поворот – вторит твоим мыслям радио усатым голосом Кутикова.
– А я потом с горя к жабам поперся обсыхать в общагу у Парка Победы. Они же твоими коллегами оказались. Тоже будущие училки. Извини, чувак. Энди – училка. Очень смешно. – Еще и дразнится, гад. – Кстати, подружка Иркина на тебя запала. Очень жалела, что ты с нами не пошел. Челка у тебя, говорит, ништяковая.
Дэн как бы невзначай дотрагивается до своей цветущей шеи, чтобы напомнить тебе о своих трофеях.
– Ага. Точно. Надо было пойти с вами. Чтобы с Ником на «сутки» загреметь. Спасибо! Я один раз тоже видел, как его прямо у его же парадной вязали. Позапрошлой осенью. И тоже дождь шел, лужи кругом. Так и не смогли его скрутить. Мокрые, злые. Плюнули и ушли. Мы тогда еще и знакомы-то особо не были. Я, честно говоря, офигел от его борзоты.
– А прошлый раз Ника на сутки забрали за то, что он мужика в метро депутатом обозвал! – вспоминает Дэн.
– Обозвал депутатом?
– Именно так и было отражено в протоколе задержания. Страшное ругательство.
Вы смеетесь. А вот Нику в каталажке сейчас совсем не смешно. Машет где-то метлой. Или кирпич отгружает.
А Дэн на твоей тесной кухне размахивает ногами и руками, демонстрируя каты из каратэ и рискуя перебить всю посуду. Кузя неодобрительно лает на него из коридора. Ему давно пора на улицу, а эти болваны все никак не наиграются.
– А нормально я вчера этого дембеля уделал? Еко гери кекоме – это сила!
«Хоть поверьте – хоть проверьте» – поет по радио Людмила Сенчина. Но тебе не очень хочется проверять.
– Ага. Крутой ты каратист. Только теперь ходи – озирайся, – не разделяешь ты оптимизма Дэна. – Думаешь, эти гопники такое забудут? Против лома нет приема.
– Не ссы. Они же болотные, с той стороны Славы. – У Дэна все всегда продумано. – Наши гопари с ними воюют. Так что к нам они не сунутся. А мы к ним не полезем, пока все не забудется. Ник их знает, потому что до третьего класса в школе Захара учился. Потом два года в третьем классе просидел, и его к нам перевели. Без Ника они нас не найдут. А он еще только через две недели появится. За это время уже все рассосется.
– Ладно, – легко соглашаешься ты. – Пошли, у Боба пласты купим. Послушаем и будем музыку на мои тексты класть.
– Не получится.
– А это еще почему?
Дэн согнувшись жадно присасывается к крану с холодной водой. Ты терпеливо ждешь.
Дэн вытирает рот рукой.
– Короче, мы вчера еще водки на пьяном углу купили. А все, что осталось, было у Ника. Прощайте, денежки.
– Зашибись.
– Ага. Полный улет. Ни Ника, ни пластов. Мне Рецептор звонил, – Дэн веселеет. – Я ему, оказывается, вчера телефон дал. Говорит, мать его заперла и ключ на работу забрала. Ну вот, говорю, Рецептор, сорвал ты нам репетицию!
– Добряк ты.
– Да, вот такое я говно. – Ну это вообще любимая присказка Дэна на все случаи жизни. – Все равно без гитары ничего не сделать. Так что я за картошкой. А ты давай, пиши тексты и думай, где инструменты взять.
Ты потрясен простотой друга.
– То есть ты все на свете просрал, а я думай?
– Именно. А я пошел, а то меня мать прибьет, – говорит Дэн и уверенно идет на выход. Кузя радостно бежит за ним.
– Стой, Дэн! – ловишь ты друга в коридоре. – Я ж тебе главную новость не сказал. Крокодил вернулся. Присягу не стал принимать. Типа пацифист и все такое. Вены попилил, в дуре отвалялся месяц и дома теперь откисает.
– Чего ж ты молчал, осел? Ништяк! Вот нам повезло. Он же всех реальных музыкантов в городе знает. И барабаны у него можно попросить на время. Ты его адрес помнишь? Где-то на Грибонале вроде бы. Я там всего пару раз был. И очень бухой.
Ты так надеялся на этого придурка. А он вечно везде бухой.
– Не-а. И телефона у меня его нет. Твоя же одноклассница Ленка с его сестрой дружила.
