Окончив утренние занятия по живописи, иногда группой мы собирались в мастерской А.К. Саврасова, где стояли его картины, не поступившие на Передвижную выставку или в Третьяковскую галлерею: «Нижний Новгород», «Лес с коровами» и др. В мастерской Саврасова работали его ученики: Зарецкий, который писал «Весну», впоследствии приобретенную Училищем, Ив. В. Волков[204] «После дождя», С.И. Светославский[205] «Вид из окна» (на церковь Флора и Лавра), С.А. Коровин пишет и несколько раз переписывает «Зимний серый день».

В одно из посещений мастерской Саврасова Левитан подошел к С. А. Коровину и, несмотря на то, что он был моложе Коровина, стал говорить ему поучающим тоном: «Главное мотив, мотив главное, Сергей Алексеевич, в картине». Коровин бросает на него свой острый, испытующий взгляд. Исаак Ильич всегда держался самостоятельно и не стеснялся выражать свое мнение.

В перерыв между занятиями, с трех до пяти часов дня, мы обыкновенно большой группой отправлялись пить чай в трактир у Мясницких ворот (ныне Кировских). Наша группа состояла из меня, С.А. Коровина, А.П. Мельникова-Печерского[206], сына писателя, обоих Левитанов – Адольфа и Исаака, С. Светославского и других. Чай пили с теплыми калачами. За чаем много было споров у нас об искусстве и картинах, появившихся на Периодической или другой выставках, о новых работах наших профессоров и т. д. Здесь же у нас зародилась мысль об устройстве самостоятельной ученической выставки. Выставка ученических работ сначала была придатком к ежегодной Передвижной выставке и занимала одну комнату. По настоянию проф. В.Г. Перова выхлопотали разрешение на устройство самостоятельной ученической выставки, которая и была открыта 30 декабря 1878 года[207] в помещении Училища живописи. Участники выставки снялись группой и фотографическую карточку поднесли с надписью: «Любимому профессору Василию Григорьевичу Перову от благодарных учеников в память ученической выставки 30 декабря 1878 года». В этой выставке принимал участие и И.И. Левитан.

А.Я. Головин[208]

[ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ]

…Моим товарищем по Московскому училищу был также Левитан, одна из симпатичнейших личностей среди художников, с которыми мне приходилось встречаться. Он был по своей сущности аристократом до мозга костей, в самом лучшем смысле слова. По внешности он мне напоминал не еврея, а араба.

Когда впоследствии, путешествуя по югу Европы, я встречал арабов, среди них нередко встречались типы, чрезвычайно похожие на Левитана. Основной чертой Левитана было изящество. Это был «изящный человек», у него была изящная душа. Каждая встреча с Левитаном оставляла какое-то благостное, светлое впечатление. Встретишься с ним, перекинешься хотя бы несколькими словами, и сразу делается как-то хорошо, «по себе» – столько было в нем благородной мягкости.

Во время моего пребывания в Школе живописи о Левитане уже говорили, как о крупном таланте. Он впервые выставил свои пейзажи еще в 1879 году[209], когда ему было всего 18 лет, – «Осенний день» и «Сокольники»[210]. Но особенное внимание обратил он на себя, когда на Передвижной выставке появилась его «Тихая обитель». Эта картина была очень проста по сюжету (летнее утро, река, лесистый мысок, розовое, заревое небо, вдали монастырь), но производила впечатление замечательной свежести, искренности, задушевности. Таково все творчество Левитана. Он понял, как никто, нежную, прозрачную прелесть русской природы, ее грустное очарование.

Несомненно, на него немалое влияние оказали французские пейзажисты, так называемая «барбизонская школа»[211], с которой он познакомился в 1889 году в Париже, поехав туда на Всемирную выставку. Он узнал там произведения Коро, Милле, Руссо, Добиньи[212] и других, тогда же увидел картины Моне и Беклина[213]. Его нельзя назвать подражателем – он не подражал никому из названных художников, но сумел воспринять, усвоить их влияние и по-своему переработать их мотивы.

Будучи в Швейцарии и на юге Франции, он писал этюды тамошней природы, но, как они ни хороши, их нельзя и сравнивать с русскими пейзажами Левитана, так чудесно передающими наше тусклое, пасмурное небо, печальные березы, серебристые ручейки и тихие омуты, беспредельные поля, глухие овраги.

Левитан был настоящим поэтом русской природы, – в этом с ним могут сравниться только Коровин, Нестеров, Серов. Его живопись сразу понравилась мне, и до сих пор я ценю ее, как и в те годы, может быть – с некоторыми оговорками, но с незначительными. Живопись его, производящая впечатление такой простоты и естественности, по существу, необычайно изощренна. Но эта изощренность не была плодом каких-то упорных усилий, и не было в ней никакой надуманности. Его изощренность возникла сама собой – просто так он был рожден. До каких «чертиков» виртуозности дошел он в своих последних вещах!.. Его околицы, пристани, монастыри на закате, трогательные по настроению, написаны с удивительным мастерством. Очень люблю его «Полдень», где не совсем приятна черная тень, но чудесно все остальное.

Левитан был одним из тех редких людей, которые не имеют врагов, – я не помню, чтобы кто-нибудь отрицательно отзывался о нем. К нему влеклись симпатии всех людей. Поленов буквально его обожал, и он был у него принят как свой человек, как родной.

Он был необыкновенно трудолюбив и взыскателен к себе. Иногда целыми годами работал он над каким-нибудь мотивом, переделывая его по многу раз, и все считал свою работу неготовой, неоконченной.

Е.Ф. Дейша[214]

ВОСПОМИНАНИЯ ОБ И.И. ЛЕВИТАНЕ

Я познакомилась с Левитаном в 1880 году. Мне было тогда 9 лет. Мы жили в Москве, на Малой Дмитровке.

В семье у нас к искусству относились с большой любовью, у отца – В.В. Яковлева – была большая коллекция гравюр, была полная серия гравюр Одрана[215] с картин Лебрена[216], изображающая поход Александра Великого, и много других редких гравюр, был подлинник Бруни[217], картины Сверчкова[218].

Родители решили, что пора начать мне брать уроки рисования, к чему у меня с детства была большая склонность. По рекомендации одной знакомой, приглашен был преподаватель рисования, ученик Московской школы живописи и ваяния.

Пришел очень молодой человек, черноволосый, с большими черными глазами, сказал, что его зовут Исаак Ильич Левитан.

Юный преподаватель в то время, видимо, был не особенно опытным педагогом, и вместо того, чтобы заставить меня рисовать с натуры, он велел купить особые альбомы с моделями. Как теперь вижу эти тетрадки в желтеньких обложках, в которых находились листки с рисунками, изображающими разных животных – коров, лошадей, овец – только контуры, без ретуши. Я должна была их копировать.

Помню его указания: набросать штрихами общий вид, потом уже вырисовывать подробности. Внимательно смотри, что чему равняется и что против чего находится.

Потом появились