7 февраля [1894]

Где теперь эти чудные костюмы и декорации, писанные Левитаном по рис[ункам] В. Васнецова, или чудесные декорации К. Коровина?

Я люблю иногда зайти к К. Коровину, посидеть у него в мастерской и поговорить. Очень талантливый, многообещающий человек – он идет впереди многих, но картины его при несомненном колорите плохо нарисованы. Он чудесно начинал; пейзажи его, которые он выставлял на ученических выставках, были удивительны по чувству и простоте.

И.И. Левитан, надо ему отдать справедливость, вначале порядочно-таки у него заимствовал. Теперь он более самостоятелен…

Я жил тогда с Левитаном у О. Г. Горбачевой; у нее жили почти все московские пейзажисты: жил Эллерт[222], Аладжалов, С. Коровин, К. Коровин, Сильверсван…[223]

Зашел раз как-то к нам Каменев[224], посмотрел левитановские этюды, мои, посмотрел, да и говорит: «Пора умирать нам с Саврасовым».

16 февраля [1894]

Вчера после общего собрания зашли с И.И. Левитаном в Татарский ресторан поужинать; толковали о новой картине Сурикова «Ермак»; она еще не кончена, особенно в красках, и колорит ее носит характер сепии; это, говорят, всегда так у него, но затем уже он приведет ее к более колоритному исполнению. Так, говорят, было и с «Боярыней Морозовой». И.И. Левитан в восторге от типов, экспрессии и жизненности.

И.И. Левитан рассказывал мне свою встречу с И.К. Айвазовским, виделся с ним в Третьяковской галлерее; тот совсем не понимает живописи В. Васнецова. П.М. Третьяков возразил на это, что он Васнецова считает теперь самым сильным русским художником.

9 июля [1894][Шашково, Ярославской губ.]

Приезжал Левитан. Он только что вернулся из-за границы; в восторге от картин Тиссо[225]. Прочая живопись не особенно удивила его.

1 февраля [1895]

Сегодня был у художника пейзажиста В.И. Соколова[226]. Он живет у Сергея Тимофеевича Морозова – у того самого, который помогал Левитану и помогает ему и по сие время, сдает ему мастерскую на весьма льготных условиях.

19 марта [1895]

Принимаю участие в благотворительном базаре, устроенном в Благородном собрании великой княгиней. Базар устроен довольно художественно. Самый лучший павильон – это наш – княгини Голицыной. [1 нрзб.] убран коврами, декорация в глубине павильона, изображающая восточный город с водой, писанная Левитаном, очень хороша <…>

А.П. Ланговой

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЕВИТАНЕ

Вскоре после покупки моей первой картины на аукционе Общества любителей художеств «Зимний вечер» я в январе 1892 года отправился к нему на квартиру.

Жил он в это время в Трехсвятительском переулке (на Покровском бульваре), занимая в доме Морозовой особнячок во дворе. Это было совершенно отдельное здание, переделанное под жилье из какой-то хозяйственной постройки. Внизу у него были жилые комнаты, а весь верхний этаж занимала прекрасная мастерская.

На мой звонок мне открыл дверь сам Левитан. Уже при самом первом знакомстве он произвел на меня очень приятное впечатление: высокого роста, худощавый брюнет, с умным и чрезвычайно выразительным лицом. Голос у него был приятный, но с каким-то своеобразным глуховатым тембром. В глазах его было что-то грустное, что так изумительно передано Серовым в его портрете Левитана с шахматной доской. Относительно этого портрета я припоминаю, как при встрече со мной Левитан мне сказал, что Серов написал с него портрет, который он, Левитан, считает шедевром. Со слов Архипова я потом узнал, что Левитан был чрезвычайно доволен, что этот портрет попал в Тре[тьяковскую] галлерею.

Когда я Левитану сказал о цели моего прихода, он повел меня наверх, в мастерскую, и начал показывать картины. Мой выбор остановился на марине, хотя это была вещь необычная по сюжету для Левитана. На картине было изображено море в дождливый туманный день. Летит чайка.

Левитан объяснил мне, что картина эта написана им во время поездки в Италию, в Бордигере, причем добавил, что он не видал такого моря, как его изображал Судковский[227], с прозрачной водой, сквозь которую виден каждый камушек. «Я видел грязную маслянистую массу», – сказал мне Левитан.

Картина мне чрезвычайно понравилась, и я приобрел ее.

С этого времени Левитан стал моим близким знакомым; нередко он бывал у меня с другими художниками, а потом стал обращаться ко мне и как к врачу.

Я очень дорожил знакомством с Левитаном, потому что ни один художник не производил на меня такого впечатления, как он. В каждой картине его, даже незначительном наброске, я видел то, что Крамской называл в картине «душой». Крамской в одном из своих писем к П.М. Третьякову, давая описание одной из Передвижных выставок, писал ему, что картин на ней много, а душа только в одной – «Грачи прилетели» Саврасова. Эту «душу» я видел не только в картинах Левитана, но и в его этюдах. По моему мнению, никто так, как Левитан, не знал и не любил нашу бедную русскую природу. Мало того, он обладал даром заставить и других понимать и любить ее. Я, например, красоту нашего серенького дня научился понимать хорошо только благодаря Левитану.

Считаю нужным упомянуть, что Левитан, как он мне сам говорил, никогда не интересовался тем, что называют красивым ландшафтом.

В Школе живописи, ваяния и зодчества, где учился Левитан, он был учеником Саврасова. Саврасов весной прерывал свой класс и отправлялся с учениками за город: «Теперь весна, пойдемте в поле».

В моем собрании имеются два рисунка Левитана и три рисунка Саврасова, все на papier pele, предназначавшиеся для журнала «Радуга», издававшегося Метцелем. Рисунки Левитана изображают: один – реку, другой – станцию Ананур Военно-Груз[инской] дороги. В первом из них уже ясно намечается будущий Левитан. На Военно-Грузинской дороге Левитан никогда не был.

В феврале 1892 года[228] на Периодической выставке увидал картину Левитана «Березовая роща», чрезвычайно мне понравившуюся. Картина изображала березовую рощу, всю залитую солнечным светом. Тенистые участки под деревьями чередуются с местами, освещенными ярким солнцем. На стволах берез также пятна солнца и тени. Свет и тени на картине, как выразился Поленов, доведены до иллюзии.

Тогда как некоторые из своих картин Левитан писал в несколько часов, а один из волжских пейзажей, купленных Третьяковым, закончен им был в течение пяти часов, эту картину он писал четыре года, возя ее каждое лето в Тверскую губернию. Картина все не удовлетворяла художника, и только после четвертого лета работы он решился ее выставить. На выставке эта картина никем не была куплена, и после закрытия выставки я ее приобрел.

Картина эта воспроизведена была в журнале «Мир искусства» и в монографии о Левитане.

Исаак Ильич был чрезвычайно умный человек, серьезный, вдумчивый и образованный. Он был близок со многими выдающимися людьми: художниками, артистами, музыкантами, писателями. Из художников он был ближе всего