– А как вообще вышло так, что ты оказалась в нем?

– Вот это, Василий, пускай он сам тебе расскажет. Если захочет. Не собираюсь лезть в его отношения с другими людьми.

Сказано это было хоть и с улыбкой, но твердо, и Хром понял, что если Ольга упрется, то инфы из нее вытащить можно еще меньше, чем из другого, более постоянного пользователя тела. Да и настроение у нее было паршивое, и решено было ее пока больше не трогать – каждому из них требовалось время, чтобы пережить утрату. Так она допоздна и торчала в маленькой комнате, пока Винни дрыхла в большой на Шизовом диване, и слушала своего Вертинского, а потом еще Шаляпина вдогонку. Не того, что по бабушкам, а нормального Шаляпина, Федора, и хотя Хром к нему никаких плохих чувств не испытывал, однако на третьем прогоне «Очи черные» готов был отобрать у Ольги телефон. Или ехать в город за наушниками. Или хотя бы попросить ее слушать на меньшей громкости. Правда, к тому моменту, как Хром смирился и с этим, песня оборвалась, и Ольга вышла на кухню, где он обосновался. Он уже переделал все возможные дела в доме и гонял в игруху, давно установленную на мобиле и забытую до нужного момента.

– Там нарды на шкафу, – сказала Ольга. – Умеешь?

Хром с готовностью выключил телефон – гоночки гоночками, а скрасить досуг простой советской женщине в теле гопника необходимо было прямо сейчас.

Почти весь следующий день все трое чисто отлеживались. Винни, встав на завтрак, после него снова упала на диван и отключилась, наверное, для ее организма это был способ переживать стресс, потому что Шиза сказал, что обычно она так себя не ведет. Сам Шиза висел на телефоне, отдавая какие-то распоряжения, а Хром лениво листал объявления с вакансиями, хотя внутри не был уверен, что в ближайшую неделю что-то пригодится. Вчера они с Ольгой хорошо посидели за нардами, и Хром мог бы разговорить ее, но не стал этого делать, чтобы не понижать градус доверия к себе. Если она перестанет чувствовать себя безопасно в его присутствии, это может сказаться на чем-то в будущем. А Хром чувствовал, что ему нужно ее доверие. Поэтому рассказывала Ольга то, что хотела сама, – о том, как всегда мечтала завести маленькую пушистую собачку, чтоб гулять с ней, но «Максимка собак не жалует», о любимых «эстрадных певцах», о том, что у Максима есть аллергия на мед, а у нее нет.

– Это вы, получается, с ним типа тех чуваков с раздвоением личности, как в фильмах, – сказал Хром, и она подняла задумчивый взгляд к потолку:

– Получается… Я страсть как люблю креветок, первый раз попробовала и ходила вся удивленная еще день. И авокадо. А Максимка это все тоже не жалует. А еще…

Эта наивная и восторженная Ольга очень любила болтать о том, что ей нравилось, и о маленьких пушистых собачках. Но сегодня вместо нее был Шиза, и Хром наблюдал в окно, как тот, стоя во дворе и во весь голос кроя матом неизвестного собеседника по телефону, пинает снег. Мат у него получался на эмоциях почти без заикания, сплошным потоком четко сформулированного унижения, не оставляющего ни грамма сомнений в умственных способностях собеседника и его половой ориентации. Накинув куртку, Хром вышел на крыльцо покурить и слушал, как он рычит.

– С-сука, дь-дь-дегенер-р-раты, – закончив разговор, Шиза приблизился и взял протянутую сигарету. – Нич-чего никто не знает, никто не в-в-виноват, а заказ прое… Чё п-пыришь?

– Ты так матом кроешь ладно, как будто твое первое слово было «сука».

– Это в к-крайних случаях. Когда нужно объяснить, чтоб п-п-поняли. В ма-а-астерскую надо, на Козлы.

– Меня с собой возьми, – произнес Хром как обычно утвердительной интонацией, словно констатируя факт.

Шиза откусил от сигареты фильтр и сплюнул его в сугроб.

– Ага, щас. Больше ничего не хочешь?

– Много чего хочу. Максимка, – оттого, как Шизу передернуло, Хром лишь с трудом не усмехнулся, – надо хату проверить. Карты забрать.

– Еще раз наз-зовешь м-меня…

– Понял я, понял.

Еще утром Шиза вытряс из него все, о чем накануне с Хромом говорила Ольга, но никак это не прокомментировал и ничего не добавил, зато вроде чуть поутих. Хром решил подождать – сдавалось, что Шиза из тех, у кого срабатывает отложенное осознание случившегося. Так что придет, как будет готов.

На Козлах пробыли недолго. Шиза припарковался под понтовой металлической вывеской «Железный конь», проторчал внутри мастерской минут пятнадцать – Хром успел позвонить Богдану и поблагодарить за «тещу с грибами», – а потом сразу метнулись на район к Хрому. Шиза мог бы ждать в машине, как Хром ждал на Козлах, но на какой-то хер поперся с ним.

– Горелым воняет, – сказал он за спиной Хрома, когда тот доставал ключи. – Или шашлыком.

Хром не ответил – он сам чуял запах с лестницы, и предчувствия у него были самые хреновые. Когда он открыл дверь и шагнул внутрь, буфет демонстративно, как ожидающая в темной прихожей супруга, со звоном распахнул дверцы, и на пол прямо под ноги посыпались чашки.

– Это ч-ч-ч-че такое? – Шиза отпрыгнул в угол.

– Это называется нервы, – сказал Хром, переступив через осколки, и направился в комнату.

Первое, что он испытал, увидев наполовину сгоревший диван и остатки ковра над ним, – острое, едва контролируемое желание прыгнуть в тачку и ехать разбивать лица тем, кто это сделал. В эту секунду он понимал Шизу, который подобное свое желание некоторое время назад не сдержал. Второе, что захотелось, – по-детски закрыть лицо ладонями и расплакаться, как когда, давным-давно, он хоронил кошку в коробке из-под маминых туфель во дворе под деревом. Шиза, который тоже вошел в комнату, равнодушно осмотрел место происшествия, затем глянул на Хрома и спросил негромко, будто с опаской:

– Слышь… Шаман Кинг? Т-т-ты норм ва-а-абще?

– Норм, – сквозь зубы процедил тот, трогая почерневшую бахрому.

– Че за х… херня? – Шиза стоял за спиной, но на таком расстоянии, будто боялся, что Хром мог