кому не хватало, работал на подхвате. Стены кто будет обшивать? Мужики-строители? Это-то да, но и им дополнительная помощь не помешает. В качестве подай-принеси, подержи-выбрось! Ну а когда доверие к помощникам появилось, тогда и отрежь-отпили!

При сборке крыла столкнулся с первыми трудностями. При обклейке шпоном носка крыла тупо не хватило струбцин. Почему? Да потому, что шпон ребятня делала из кусочков липовой доски, больше никак не получалось, раскалывались они. И эти кусочки нужно было так укладывать, чтобы места склейки приходились или на рейки, или на нервюры. Представили потребное количество струбцин? То-то. А ещё клей этот сохнет минимум сутки. Пусть на улице и тепло, но температуры всё равно не хватает. Сушку бы сюда…

Федотыч пыхтит, ругается всё время, что рано струбцины снимаю, а как иначе? Клей держит? Шпон не отходит? Значит, схватился!

Правда, дальше всё-таки выдерживаю нужное время. Сразу не начинаю обрабатывать склеиваемые места, жду одобрения мастера. И только потом берусь за нож и наждак. В первый раз всё сам делал, вот этими самыми руками. Показывал пример. И только потом доверил выполнение работ мастеру. Чтобы у него меньше времени оставалось на бурчание.

Правда, и он вскоре последовал моему примеру, передал эту ответственную работу в руки подмастерьев. Ну а почему бы и нет? На самом деле ничего сложного. Главное, до дырок не прошкурить…

Тут интересный момент образовался. Руки-то у меня господские, кожица на ладонях нежная, к грубому физическому труду не приученная. Боксирование, фехтование — это одно, а строгать и пилить, шкурить и резать совсем другое. Мозоли в первый же день натёр не просто водяные, а кровавые. Пробовал работать в перчатках для фехтования, так они слишком толстыми и грубыми оказались. Не подошли. Варежки крестьянские тоже мимо. Применил смекалку и, пока горняшки в срочном порядке шили мне рабочие перчатки, прихватизировал маменькины.

Нет, Боже упаси заходить в её спальню! Просто обнаружил в прихожей на вешалке пару лежащих матерчатых. Летних, простых. Наверное, пришла с улицы, сняла, бросила и забыла. Ну а я приметил и подхватил. Кисть у меня маленькая, они мне как раз по размеру подошли. Надеюсь, ругать меня за порчу не будут. Одно плохо, материал тонкий, на третий день работы прорехи появились. Не уберёг, как ни старался. Но за эти три дня горняшки сшили по паре рабочих перчаток каждая. Казалось бы, почему так долго, что там сложного? А вот так.

И мозоли как раз начали подживать. Стало легче…

Старший кузнец Прокопыч несколько раз приносил только что откованную и закалённую дугу стойки колёс. Здесь я мудрить не стал, не мудрствуя лукаво, сразу обозвал их родным для меня названием — шасси.

Первую стойку я забраковал, как и вторую, и третью. Вес получался слишком большой. Он же всё никак не может себя пересилить, по старой привычке с большим запасом прочности делает. Четвёртую уже нормальную сделал, но сам же прямо при мне и согнул:

— Закалка слабовата! Плохо пружинит!

И пропал ещё на два дня. Что-то у него на все работы ровно два дня уходит? Да и ладно, делает же? И после первого раза больше не пытается оспаривать мои решения. Зато в результате получилось то, что нужно! И вес нормальный, и размеры согласно рисунку. Говорить, что вес этот добрую долю веса всего планера занимать будет, не стал. Не хочу другим, а главное самому себе настроение раньше времени портить. Попробую взлететь с ними. Получится — хорошо! Не получится, снимем и поставим лыжу. Да, будет хуже и сложнее, но вес уменьшится.

Тросики для управления Игнат Иванович приобрёл в Псковском речном порту. Прикупил у владельца колёсных пароходов несколько огрызков чуть больше нужной мне длины. Больше не меньше, хорошо ещё, что не пришлось выкупать всю бухту целиком. Она нам точно пока не нужна, а вот огрызки очень пригодятся. Там же в городе удалось добыть и подходящие по диаметру ролики. Колёса подходящего диаметра достать не удалось, пришлось удовольствоваться имеющимися в продаже велосипедными на спицах. Они тоже тяжёлые, но не автомобильные же брать? Тогда планер вообще неподъёмным будет. И вообще, что-то я начинаю всё больше и больше из рассчитанного веса выбиваться. Пока не критично, но вот-вот подойду к черте. На что это влияет? На всё!

На взлёт, полёт и посадку. На скорости, на грузоподъёмность, да много на что. Главное, падает запас прочности всей конструкции! Так что, ещё не факт, что в окончательном варианте мой планер будет колёсным.

* * *

Сёстры Удомские в очередной раз возвращались домой ни с чем. Княжич Николай и в этот приезд сказался больным, приказал дядьке передать, что по причине сильного недомогания принять их никак не может. Извинялся слёзно и просил прощения за так не вовремя навалившуюся на него лихоманку. Ссылался на нервную горячку после дуэли, на общую слабость после неудачного падения с крыши сарая. И обещал в обязательном порядке нанести ответный визит Удомским, как только поправит пошатнувшееся здоровье и окончательно встанет на ноги.

Лиза, младшая из сестёр, сидела в самом углу коляски, меланхолично отмахивалась от летящих прямо в лицо насекомых и, к удовольствию старшей сестры, всё больше молчала. О чём думала, непонятно. Она после происшествия у реки стала всё больше и больше уходить в себя, часто задумывалась, выпадала из разговора. Но зато перестала дерзить и хамить, прекратила насмешничать.

Маша же тоже сидела молча, вроде бы как любовалась проплывающими мимо пейзажами и ничего на самом деле не видела. И в который уже раз вспоминала тот первый разговор, который состоялся у них с матушкой после памятного возвращения из усадьбы…

— Я всё сделала так, как ты велела, маменька, — сжимала кулачки девушка.

Тоненькая, словно тростинка, гибкая и грациозная, княжна в гневе металась по спальне. Правильный овал лица окутывало облако пышных волос, соболиные чёрные бровки хмурились, кривился милый носик и алые губки.

— Боже, как это противно, настолько унижаться… Перед кем? Перед этим ничтожеством? Да он ногтя на мизинце нашего Сержа не стоит! — возмущённая недавним унижением девушка остановилась перед матерью. — Ну что ты молчишь? Неужели тебе самой было приятно так унижаться перед этим…

Сразу не смогла подобрать нужное слово для определения этого ничтожества, коим она именовала молодого князя Шепелева. Замолчала, и с удивлением обнаружила, что её никто не слушает! Маменька в окно смотрит!

— Мама! Ты совсем меня не слушаешь… — возмутилась со всем пылом молодости.

— Знаешь, нас было шесть детей. Три