старые, изжившие себя нравы и обычаи. Теперь он был еще больше преисполнен решимости избавить крестьян от их веры в ворожбу, лечение при помощи магии и заклинаний. Он был уверен, что им настало время довериться современной науке.

Так сложилось, что в это время в Сольноке закладывался фундамент нового института акушерского дела и нового родильного дома. Первоначально эти заведения располагались в Надьвараде[26], но теперь этот город перешел в состав Румынии. Доктор Цегеди-младший считал, что новый институт поможет избавиться от существующей в деревнях Венгерской равнины зависимости от цыганских знахарок в вопросах повивального искусства. В институте акушерского дела Сольнока должны были готовить квалифицированных современных специалистов-акушерок. Им предстояло пройти курс обучения под руководством опытных врачей родовспоможения. Пока шло строительство института акушерского дела, при окружной больнице создали временное учебное заведение.

Во всех других деревнях, входивших в состав участка доктора Цегеди-младшего, в ближайшие годы не было потребности в новой акушерке. Что же касается Надьрева, то даже созданное в Сольноке временное учебное заведение не успевало подготовить акушерку для того, чтобы она уже в ноябре приступила к работе в деревне. Таким образом, новую акушерку должны были назначить из числа жительниц деревни. Доктор Цегеди-младший настоял в сельском совете на том, чтобы та женщина, которой предстояло заменить тетушку Жужи, вначале прошла у него курс обучения. При этом он решил не информировать сельсовет о том, что в медучилище, которое он окончил, не было специальной дисциплины по родовспоможению. Он был уверен, что его опыт врача позволит ему выполнять ту работу, которая слишком долго была отдана на откуп необразованных дилетантов.

Тетушка Жужи каждый день, по уже заведенной традиции, вразвалку отправлялась на свой обход. Как она рассудила, доктор Цегеди-младший вряд ли был вправе запретить ей навещать своих соседей, а уж то, что она носила в корзинах эликсиры и мази, он никак не мог видеть. Многие в деревне теперь старались держаться от бывшей повитухи подальше и переходили на другую сторону улицы, только заметив, что она приближается к ним со своими покачивавшимися на ходу корзинами. Однако другие жители Надьрева, несмотря ни на что, продолжали рассчитывать на ее снадобья. Среди них были многие члены сельского совета, включая секретаря Эбнера.

Тот внезапный приступ неприязни, который бывшая повитуха испытала к Эбнеру, когда ее схватили жандармы, уже прошел. Даже находясь в состоянии паники, охватившей ее в тот день в сельской ратуше, тетушка Жужи отметила его нежелание участвовать в расследовании. Во время судебного процесса он тоже не горел желанием проявлять особую активность. Свидетельские показания Эбнера, по существу, свелись к пустой формальности. На вопросы судьи он давал короткие, отрывистые ответы, не вдаваясь в длительные рассуждения и не высказывая никаких предположений. Демонстрируя отстраненное отношение к следствию по делу бывшей повитухи, Эбнер в ходе суда сделал лишь то, что от него требовалось, и ни на йоту больше.

Теперь тетушка Жужи добивалась его расположения, как и расположения других членов сельского совета. Она оказывала всем им бесплатную медицинскую помощь: делала массажи, давала микстуры от головной боли, кремы для ног, различные мази, настойки от кровяного давления, средства для повышения полового влечения – хотя в сложившихся обстоятельствах с трудом могла позволить себе такую благотворительность. Она бесплатно снабжала их пшеницей с земельных наделов своих сыновей и бесплатным вином с их виноградников. Она предсказывала судьбу их женам и дочерям.

Тетушка Жужи неустанно добивалась того, чтобы Мара стала ее преемницей. В деревне были женщины, которые занимались врачеванием и знали свое дело лучше Мары, но тетушку Жужи это не могло остановить. Понимая, что одна из этих целительниц составляет серьезную конкуренцию ее дочери, бывшая повитуха продумывала план, как нейтрализовать ее.

Тетушка Жужи чувствовала, что ее предупредительная заботливость по отношению к Эбнеру начинает приносить свои плоды. Другие члены сельского совета, окруженные ее подчеркнутым вниманием, тоже постепенно оттаивали и переставали проявлять к ней излишнюю враждебность. И все же ее инстинкт цыганки требовал от нее бо́льших гарантий благополучия ее семьи. Чтобы заручиться ими, тетушка Жужи проводила вечера за своим кухонным столом, вооружившись тем набором инструментов магии, который обычно помогал ей найти решение ее проблем. В поисках ответов на мучившие ее вопросы она тщательно изучала линии на своих ладонях. Она гадала на кофейной гуще. Она нагревала свинцовую полоску над огнем в плавильном тигле, пытаясь угадать по форме, которую принимала эта полоска, выход из своей критической ситуации. Она проводила за гаданиями и ворожбой целые вечера. Она искала ответ в своих сновидениях. Она везде выискивала знаки и послания свыше, которые помогли бы ей решить свои проблемы. И с каждым днем она чувствовала все большую уверенность в том, что Мара станет ее достойной преемницей.

* * *

За время заключения тетушки Жужи Марица ни разу не съездила в Сольнок навестить свою подругу в тюрьме. Она мало задумывалась о том, в каком затруднительном положении та оказалась, хотя часто проходила мимо дома бывшей повитухи. В эти моменты она медленно приближалась к грубо сколоченному забору вокруг дома, испытывая жгучее любопытство, словно ей предложили разгадать хитроумную головоломку. Она прислонялась к доскам забора, всматриваясь в щели между ними и внимательно осматривая двор. Она видела, что пепел кострища во дворе, затвердев, превратился в камень, поскольку там никто не разжигал огня, кроме тетушки Жужи, что с перил крыльца свисала паутина, блестевшая на морозе, а занавески на кухонном окне были, как всегда, плотно задернуты. Марице очень хотелось оказаться внутри, за кухонным столом бывшей повитухи, присутствовать при том, как она гадает на картах, на кофейной гуще, на свинцовой полоске, плавящейся в тигле.

Зима всегда заставала Марицу врасплох. Когда улицы превращались в реки грязи, жизнь в деревне замирала, и Марица достаточно тяжело переносила это, ощущая себя так, как будто ее поймали в силок. Зимнее небо было низким и тяжелым, двери деревенских домов наглухо закрывались, ставни на окнах плотно затворялись от непогоды. Высокие вязанки дров и веток для растопки, сложенные во дворах, напоминали крепостные стены.

Энергия, которая всегда переполняла Марицу, зимой застывала в ней, словно потеряв выход для себя. Марица приходила в беспокойство, теряла душевное равновесие, чувствовала себя выбитой из колеи, а мрачный и унылый вид погруженной в спячку деревни только еще больше обескураживал ее. Отсутствие же в это время подруги приводило Марицу в настоящую тоску, поэтому она восприняла возвращение тетушки Жужи как приход весны.

Марицу в какой-то мере приободряли ее вылазки к дому тетушки Жужи, поскольку ее собственный дом